Не успел он договорить, как в лице Усугука произошла перемена. Маску страдания сменило нечто схожее с обреченностью. Несколько мгновений индеец молчал, затем медленно кивнул.
— Можете? — с надеждой спросил Логан. — Значит, вы знаете, что случилось?
— Да, — снова кивнул Усугук. — Это ведь я был тем, кто тогда спасся.
Когда Гонсалес в 1978 году, будучи новобранцем, начинал свою службу на базе «Фир», ему привелось участвовать в учениях по отражению проникающих на объект вооруженных до зубов русских. Шестерым желторотикам поставили тогда задачу помешать действиям предполагаемых диверсантов. Естественно, база уже пребывала в законсервированном состоянии почти двадцать лет, и вся поднявшаяся на ней суматоха являлась не более чем военной игрой. Однако подобные учения считались хорошей тренировкой, особенно для не нюхавших пороха увальней из технических армейских подразделений, и потому они запомнились ему навсегда. Все эти приглушенно звучащие приказания, ломота в пальцах, сжимавших оружие, и двери, распахиваемые пинками.
Сейчас все происходило примерно так же.
После того как укатил грузовик с трейлером, двое военных и примкнувший к ним бригадир подсобников после короткого инструктажа направились за Гонсалесом исследовать южное крыло базы. Они практически неслышно двигались по коридорам. Сержант общался с солдатами лишь жестами или односложными фразами. Миновав лазарет, группа приближалась к тому месту, где было совершено нападение на Флюка и Дэвис. Гонсалес час назад уже был здесь, опоздав лишь на две-три секунды. Флюк погиб на месте, буквально разорванный в клочья, Дэвис протянула чуть дольше. Зрелище было не из приятных. Оба тела теперь лежали в смотровой комнате лазарета на месте пропавшего Питерса, завернутые в пластиковую пленку.
— Ладно, — пробормотал Гонсалес. — Занимаем позицию возле подстанции. Филипс, проведите быструю рекогносцировку.
Филипс, который был и так начеку, поднял большой палец. Гонсалес оглянулся на Марселина. Тот кивнул, подтверждая, что понял команду.
Гонсалеса втайне радовало, как держится Марселин. Он единственный успел бросить взгляд на чудовище, что почти полностью выбило его из колеи. Однако этот паренек то ли сумел собрать всю свою волю в кулак, то ли из последних сил старался ничем не проявить терзавшего его страха. В такую дыру у черта в заднице редко посылали крепких, как кремень, ребят, но своей нынешней командой сержант был доволен. Да, это были «тыловики», технари без каких-либо боевых навыков. Но они не скулили и не строили из себя примадонн, терпеливо обслуживая базу «Фир» изо дня в день и при этом не очень-то удручаясь монотонностью заведенных порядков.
В общем, все шло хорошо. Правда, лишь до сих пор.
Гонсалес покосился через плечо на Марселина и Крила. Мускулистый бригадир работяг ухмылялся. С двумя пистолетами за поясом и гранатометом в руках он выглядел подлинным Рэмбо. Гонсалес, впрочем, не знал, чего от него можно ждать, слегка скептически восприняв его заявление о службе в Третьем разведывательном батальоне, но, по крайней мере, оружие держать он умел. И хотя трех пулеметов было вроде вполне достаточно для охоты, сержант, будучи основательным человеком, полагал, что лишний палец на спусковом крючке никогда не мешает.
Он подумывал о том, чтобы сообщить о случившемся в штаб и дождаться распоряжений. Но на то, чтобы запрос прошел через все инстанции, потребовались бы часы, может быть, даже дни, а у Гонсалеса не было никакого желания терять попусту время. К тому же ему вовсе не улыбалось расходовать свою нервную энергию на попытки втолковать начальству, за какой тварью они собрались тут гоняться. На вверенной ему территории погибли уже три человека, и ввиду удаленности базы от военного руководства Гонсалес располагал достаточной свободой действий. Лучше уж пусть все потом объяснит изрешеченный пулями труп.
Подстанция была теперь совсем рядом. В тусклом свете единственной лампочки Гонсалес видел распахнутую настежь дверь, висевшую под странным углом на покореженных петлях.
— Помните: пригибаясь и не спеша, — сказал он Филипсу.
— Есть, сэр.
Рядовой снял с плеча винтовку и с оружием наготове подобрался к двери, после чего скользнул за нее. Десять секунд спустя он крикнул, что все чисто.
Гонсалес дал остальным знак войти, затем вошел сам. Помещение выглядело так же, как и в прошлый раз, — все в кровавых пятнах и брызгах, покрывавших пол и платформы, на которых высились трансформаторы. Ведший наружу люк удалось закрыть, но неприятный холодок ощущался.
Он посмотрел на Марселина. Капрал старательно отводил взгляд от кровавых пятен. Лицо его слегка позеленело.
— Капрал! — окликнул Гонсалес сквозь гудение трансформаторов.
Взгляд Марселина метнулся к нему.
— Сэр?
— С вами все в порядке?
— Так точно, сэр.
Кивнув, Гонсалес снова перевел взгляд на лужицы крови. Их пересекали десятки отпечатков подошв — свидетельств недавней лихорадочной деятельности, развернувшейся в этих стенах. Многие из этих оттисков вели назад, в коридор, все они удалялись в сторону лазарета. И лишь единственные следы — если можно было их так назвать — уходили в другом направлении, теряясь в глубине базы. Сняв с пояса фонарь, сержант включил его и осветил огромные разлапистые мазки на полу, от которых веером расходились длинные кривые прочерки, оставленные когтями.
Он долго стоял, глядя на них.
Гонсалес считал себя человеком простым, без особых потребностей и претензий. Он никогда не нуждался в чьем-либо обществе и гордился лишь тем, что хорошо делает свое дело. Именно поэтому он никогда не стремился продвинуться выше и довольствовался чином сержанта, а также должностным положением, в котором усматривал для себя идеальную нишу, обладая властью вполне достаточной, чтобы вносить в ход вещей свои личные коррективы, но не настолько, чтобы нести груз лишней ответственности. Попривыкнув к окружающей обстановке, он единственный из тогдашних своих сослуживцев, да, собственно, и вообще из всех перебывавших на базе солдат, изъявил желание задержаться тут долее обязательных восемнадцати месяцев. Задержка затянулась на долгие годы и уже длилась без малого тридцать лет. Гонсалес до сих пор помнил, как вытянулось лицо майора в Форт-Макнейр, когда, вернувшись из отпуска после своей первой вахты, он попросил вновь отправить его к горе Фир. Время шло, и сержант уже давно мог бы выйти в отставку, но не в силах был представить себе другие занятия, кроме нынешних повседневных забот. Семьи у него не имелось, а все имущество составляли Библия и высокая стопка детективных романов, которые он много раз перечитывал вечерами — поочередно, один за одним, располагая их в алфавитном порядке. Гонсалес столько времени провел наедине с собой, что ничуть не скучал по иному общению. Ему нравилась подобная жизнь — простая, упорядоченная, разумная и предсказуемая.
Именно потому при виде освещенного лучом фонаря кровавого отпечатка ему стало крайне не по себе. Мысли его прервал Крил, заряжавший гранатомет.