Майкл работал за столом, Ястреб дремал у его ног. Вздрогнув, Майкл обернулся.
Мэри стояла в дверях, не отрывая от него взгляда, и у нее в глазах застыл немой вопрос. Затем она рухнула в объятия мужа, задыхаясь, но испытывая облегчение. Потоком хлынули слезы.
Это был лишь сон.
— Милая?..
— Майкл, обещай мне одну вещь, хорошо?
Майкл крепко прижал жену к себе.
— Все, что пожелаешь.
— Дай слово, что ты никогда не вернешься к прежнему, что все осталось в прошлом…
Заглянув Мэри в глаза, Майкл прошептал, обращаясь прямо к се сердцу:
— Милая, я дал тебе слово два года назад… это больше не повторится, Мэри, клянусь, никогда не повторится.
Шум. Непрерывный шум. Похожее на огромный живой муравейник здание полицейского участка Вайрем-Хиллз. Выстроенное еще в двадцатые годы прошлого века, здание пережило двадцатикратный рост города; когда-то весь личный состав участка состоял всего из пяти полицейских, но в прошлом году превысил уже сотню. Раньше событием недели становилось задержание за пьянство и антиобщественное поведение, да и то случалось такое только в дни выдачи жалованья. Ну а теперь — что ж, наступило новое тысячелетие, и любой полицейский готов был отдать свое левое яичко, лишь бы остановить лавину убийств.
В это утро в здании царило оживление. Время от времени в участок приводили задержанного, которого быстро оформили и отправляли в подвал, в камеру предварительного заключения. Молодые патрульные в синих мундирах перескакивали через стертые мраморные ступени, на ходу допивали кофе из пластиковых стаканчиков и дожевывали гамбургеры, торопясь на утреннее дежурство. Отделение следователей на втором этаже уже перешагнуло за грань непригодности для существования: пятнадцать столов, втиснутых в комнатенку, где их должно быть всего пять. Поль Буш, в мятой спортивной куртке и джинсах, сидел за столом и заполнял бумаги, Они были разбросаны как попало: папка на папке, готовые в любой момент свалиться и рассыпаться. От первой с утра бутылки газированной воды уже почти ничего не осталось. Буш гордился тем, что свободен от пристрастия к кофе и булочкам. Разумеется, ежедневный завтрак из кока-колы и печенья также никак нельзя было назвать здоровым питанием. Буш проработал в участке уже пятнадцать лет, из них пять в качестве следователя. Раньше он ненавидел свою работу, но уже давно перешел на рутину повседневных действий, дожидаясь того сладостного дня 8 марта, до которого оставалось еще пять лет, когда ему можно будет уйти на пенсию. Буш пришел сюда, как и все остальные, молодым и горячим, полным решимости очистить, город от скверны, принести жителям правосудие и справедливость. Но постоянный контакт с преступлениями изнашивает человека. Сколько ни трудись, всегда найдется еще один подонок, затаившийся в тени, готовый нарушить закон. Однако больше всего Буша выводил из себя процент обвинительных приговоров. В молодости, будучи идеалистом, он свято верил, что за арестом обязательно последует обвинительный приговор и общество, по крайней мере, на время, будет избавлено от всякого отребья. Однако, в половине случаев задержанные покидал и здание суда свободными и как ни в чем не бывало снова принимались за свои грязные штучки. И хотя взгляд Буша на жизнь со временем менялся, его моральный кодекс оставался незыблемым. Поль всегда считал себя непреклонным стражем закона, инструментом в руках системы правосудия. Его задача состояла в том, чтобы собирать улики и ловить преступников, а дальше за дело должны приниматься другие. Буш никогда не шел на сделку с совестью; его жизненные принципы и отношение к закону не продавались, не могли быть поколеблены.
Однажды Дженни везла Робби в больницу — мальчик упал с роликовой доски и сломал руку, — и она превысила скорость. Полицейский, остановивший ее, оказался тем еще мерзавцем и в стремлении выполнить месячную норму отлова нарушителей не сделал поблажку даже после того, как увидел страдания ребенка. Он выписал штраф за езду со скоростью шестьдесят миль в час при разрешенных тридцати: два балла и пятьсот долларов. Сколько ни умоляла Дженни, патрульный упрямо стоял на своем и даже не предложил отвезти травмированного ребенка в больницу. Дженни намекнула, затем попросила, наконец, потребовала, чтобы Поль занялся этим и с помощью какого-нибудь полицейского волшебства похоронил квитанцию. Но Буш не желал слышать об этом, даже несмотря на то, что штрафные баллы означали увеличение страховки вдвое. Он отказался наотрез: «Закон есть закон». Дженни злилась на него две недели, после чего на протяжении месяца отказывалась заниматься с ним сексом. «Ты живешь по законам? — говорила она. — И я тоже».
Рядом с Бушем сидел Джонни Префи. У него изо рта торчала незажженная сигарета. Черные жесткие волосы стояли торчком — не от геля для укладки, а оттого, что уже четыре недели не общались с мылом и водой. На футболке красовалась надпись: «Ступай к такой-то матери. Будешь пялиться дальше, я тебя убью. Всего хорошего».
Нетрудно было понять, почему на Префи надели наручники.
— Джонни, учитывая то, что ты поджигатель, освобожденный условно-досрочно, все то, что больше углей для барбекю, считается нарушением условий освобождения.
Джонни посмотрел на него так, словно не понимал английского.
— А поджог склада по заказу третьей стороны едва ли можно считать пикником на берегу моря.
— Ну и что, никто же не пострадал, — ухмыльнулся Джонни.
— Ты никак не можешь понять. Пожар…
— Что, боитесь огня? — язвительно поинтересовался Джонни, рассчитывая задеть больное место.
— Если бы я любил пожары, — невозмутимо произнес Буш, — я бы стал пожарным.
Он вернулся к бумагам.
Джонни задумался; наконец его лицо скривилось в хитрой усмешке. Он потянулся к Бушу кончиком сигареты, зажатой во рту.
— Огонька не найдется?
Опешивший Буш молча уставился на него.
Прежде чем он успел взорваться, вмешался капитан Роберт Делия, его непосредственный начальник.
— Поль, поздоровайся с Деннисом Тэлом. Тэл прикреплен к тебе.
Буш поднялся из-за стола, здороваясь с симпатичным мужчиной лет тридцати. Светло-каштановые волосы, небольшая залысина. Одет в дорогой костюм, рукопожатие крепкое, отметил полицейский. Всем своим видом Тэл излучал уверенность и доброжелательность: отведенные назад плечи, левая рука в кармане, голова чуть склонена набок, точно он внимательно прислушивается к собеседнику.
— Рад с вами познакомиться.
— А я, в свою очередь, рад, что попал к вам.
У Тэла был мягкий, вкрадчивый голос, чуть громче шепота.
— Не обижайтесь, — сказал Буш Толу, затем повернулся к Делии. — Капитан, у меня нет времени, чтобы нянчиться с новичками.
Делия был чуть ли не на целый фут ниже Буша, однако морально капитан мог раздавить своего подчиненного каблуком, после чего снова как ни в чем не бывало командовать им.