Светловолосой женщине было лет тридцать пять — сорок. Еe грудь порывисто вздымалась и опускалась, покрытая тонкой пленкой пота. Хотя пленница и была полностью обнажена, все в ней говорило о необычайном богатстве: ладно скроенное тело спортсменки, лицо, доведенное до совершенства специалистами по пластической хирургии с Парк-Авеню. Ноги с безукоризненно ухоженными ногтями свисали с края стола, привязанные к ножкам; закинутые за голову руки также наделаю закреплены, глаза скрыты под черным шарфом. От жалобных стонов, которые вырывались из заткнутого кляпом рта, у Майкла сжалось сердце, но, по крайней мере, они свидетельствовали о том, что женщина еще жива.
На подоконнике лежало то, что можно было бы назвать набором медицинских инструментов девятнадцатого века: грубые орудия допотопного костоправа, ланцеты, скальпели, пилки для перепиливания костей.
Майкл огляделся вокруг — никаких следов палача, издевавшегося над блондинкой. Сорвав с лица прибор ночного видения, он зажег в комнате свет и подбежал к женщине. Тело ее оставалось нетронутым — мучитель еще не приступил к работе. Майкл стал быстро перерезать путы. Приглушенно вскрикнув, женщина принялась брыкаться, не подозревая о том, что ее освобождают.
И в этот момент Майклу в висок словно ударил паровой каток. Он повалился назад, оглушенный, полностью потеряв ощущение времени и реальности. Сквозь туман перед глазами он разглядел смутную тень, с киянкой скульптора в правой руке и здоровенным пистолетом в левой. Он судорожно цеплялся за остатки сознания, не обращая внимания на раскалывающуюся от боли голову. Отправляясь сегодня вечером на дело, Майкл никак не думал о том, что исходом может стать его смерть, однако сейчас… Не было произнесено ни слова, и холодный металл пистолетного дула уперся Майклу в лоб. Маньяк большим пальцем взвел курок и остановился, судя по всему, растягивая удовольствие. Майкл стиснул рукоятку ножа, находя утешение в том, что оружие надежно скрыто. Затем, не медля ни мгновения, выбросил лезвие вверх и вперед, целясь нападавшему в запястье. Нож погрузился по самую рукоятку, и его окровавленный кончик показался с противоположной стороны руки. Нападавший, отпрянув назад, налетел на печь. Прижавшись плечом к раскаленному до тысячи двухсот градусов [1] металлу, он выронил пистолет, с грохотом упавший на пол. И тотчас же воздух наполнился зловонием паленого мяса.
Шатаясь, Майкл поднялся на ноги, пытаясь прийти в себя. Голова у него все еще гудела после свирепого удара. Он ухватился за стол, чтобы сохранить равновесие, и только теперь смог впервые рассмотреть того, кто на него напал. Глаза мужчины были мертвенно-холодными; над обожженным плечом поднималась струйка дыма, а кровь, вытекая из пронзенной руки, капала с рукоятки ножа Майкла. Превозмогая боль, незнакомец вытащил нож из запястья и сделал выпад, вонзив лезвие Майклу в плечо и опрокидывая его на пол. Затем, схватив нож за рукоятку, маньяк потащил Майкла, словно тушу заколотой свиньи, подхваченную крюком, и швырнул к печи. Взревев от бешенства, он ударил ногой по рукоятке торчащего из плеча ножа; по всему телу Майкла электрическим разрядом разнеслась невыносимая боль.
Качающийся на грани сознания Майкл встрепенулся, услышав громкое кваканье рации. Полицейская волна. Рация висела на поясе у нападавшего. Майкл с трудом разобрал слова: «Возможно, произошло ограбление в посольстве Акбиквестана. Патрульная машина уже выехала».
Майкл лежал на полу, чувствуя приближение болевого шока. Женщина на столе сдавленно вскрикнула; теперь ей точно суждено умереть. Майкл подумал о жене. Сможет ли она понять, что произошло? Ему представилось, как полиция сообщает Мэри о его смерти, о том, где он был обнаружен, каким образом убит. Принося соболезнования и извиняясь, просит помочь в расследовании. Как объяснить рюкзачок с крадеными алмазами? Знакома ли она с убитой — обнаженной светской дамой? Не было ли у ее мужа и этой женщины любовных отношений?
Вопреки всему рациональному Майкл протянул руку и одним мощным рывком выдернул нож из плеча. Боль оказалась такой сильной, что он едва не отключился. Майкл уже терял сознание, когда его вернула в чувство разливающаяся жидкость. Растворитель растекался по полу, раздирая нос, обжигая кожу, словно соль, насыпанная на открытую рану. Впервые в жизни Майкла посетила мысль о собственной смерти. Если ему не удастся пошевелиться, и немедленно, умрет не только он, но и эта женщина.
Остановившись в дверях, маньяк отвел руку назад, замахиваясь бутылкой с приготовленным наспех «коктейлем Молотова». Фитиль уже был зажжен. Майкл вскочил на ноги в тот самый момент, когда неизвестный швырнул прямо в него пылающую бутылку. Граната из растворителя, казалось, бесконечно долго летела через комнату, пока наконец не описала дугу вниз, упав на раскаленную докрасна печь. Атомным грибком взметнулось вверх пламя, и тотчас же по полу побежали голубые огоньки. Маньяк скрылся в коридоре, закрыв за собой вспыхнувшую дверь.
Майкл, превозмогая мучительную боль в плече и, судя по всему, последствия сотрясения мозга, побрел, шатаясь, через мастерскую сквозь разгорающееся пламя и сгущающийся дым. Сдернув с полки кусок брезента, он набросил его на оглушенную женщину и сорвал с ее лица повязку и кляп. Увидев огонь, женщина истерически завизжала. Привязав конец троса к ножке рабочего стола, Майкл швырнул в окно стул и сразу же следом трос. Потом, защелкнув карабин, подхватил блондинку. Ей не надо было объяснять, куда идти: она крепко вцепилась в Майкла.
Он вывалился вместе со своей ношей из окна в тот самый момент, когда вся комната занялась огнем. Вдвоем они летели вниз, вспарывая воздух летней ночи, до тех пор, пока стол, проехав по полу, не застрял в оконном проеме. С резким рывком они остановились — этажом выше переулка. Языки пламени лизали оконную раму в каких-нибудь нескольких ярдах у них над головой.
Не успели они коснуться мостовой, как окна дома взорвались, выплевывая в ночное небо огонь и клубы дыма. Весь шестой этаж уже был объят пламенем; окна озарились багровым сиянием. Майкл опустил женщину на землю. Она бессвязно причитала, кутаясь в брезент, дрожа и заливаясь слезами.
Сорвав с себя пояс, Майкл зашвырнул сумку с инструментом в кусты и проверил, цел ли рюкзачок, наполненный алмазами. Рюкзачок был на месте. Из плеча хлестала кровь, на черной рубашке расползалось темное пятно. Оставалось надеяться, что потеря крови не окажется смертельной; у него не было времени умирать прямо сейчас. Майкл склонился над женщиной. К ней, судя по взгляду, возвращалась жизнь. Она даже улыбнулась сквозь слезы.
Послышался вой сирен, и через считанные мгновения в конце переулка с визгом затормозили три полицейские машины. Майкл с тоской посмотрел на стену Центрального парка, от которой его отделяла полоса Пятой Авеню. Потом пощупал рюкзачок за спиной; там лежало его будущее. До свободы всего двадцать ярдов.
Быть может, еще не все потеряно.
Витраж — каких больше не делают: яркий пурпур, сочная синева, богатое золото, объединившиеся для того, чтобы изобразить Врата рая, — представлял собой главное украшение старомодной церкви с белеными стенами. Пробивающиеся лучи утреннего солнца отбрасывали разноцветные тени на толпу прихожан. Некоторые из этих людей пришли сюда потому, что хотели, а большинство — потому, что так нужно. И, как и во всех святилищах, находились те, кто стремился занять первые ряды скамей, словно близость к алтарю приближала их к спасению души. Женщины в роскошных платьях, мужчины, гладко выбритые, пахнущие одеколоном, в лучших шелковых галстуках, — уверенные, что святого делает одежда.