Она улыбнулась и похлопала меня по руке, и я подумала: «уравновешенный характер» — как мирно и идиллически это звучит, сразу представляешь себе женщину с вязаньем на коленях, с гладким, безмятежным челом. Женщину, которую ничто не тревожит, которая никогда не стояла, как я, полная надежд, страстных стремлений и неуверенности в себе, грызя и так обкусанные ногти, не зная, какой избрать путь, за какой следовать звездой.
— Вы не обидитесь на меня, детка, — продолжала Беатрис, — но я думаю, вам надо что-то сделать с волосами. Почему бы вам их не завить? Они такие длинные и прямые. Наверное, выглядит ужасно под шляпой. Может быть, заложить их за уши?
Я послушно сделала это и ждала ее одобрения. Беатрис критически смотрела на меня, склонив голову набок.
— Нет, — сказала она. — Нет, я думаю, так еще хуже. У вас делается слишком суровый вид, это вам не идет. Нет, вам нужна завивка, чтобы немного их поднять. Мне никогда не нравился этот стиль а-ля Жанна д'Арк или как там еще это называется. А что говорит Максим? К лицу вам эта прическа, по его мнению, или нет?
— Не знаю, он ничего об этом не говорил.
— Ну что ж, — сказала Беатрис, — возможно, ему нравится. Вы меня не слушайте. Скажите, вы купили какие-нибудь вещи в Лондоне или Париже?
— Нет, нам было некогда. Максиму не терпелось попасть домой. И ведь я всегда могу выписать каталог и заказать платье по почте.
— Глядя на вас, сразу видно, вам безразлично, что носить, — сказала Беатрис.
Я виновато взглянула на свою юбку из легкой шерсти.
— Нет, не безразлично, — сказала я. — Я люблю красивые вещи. Но до сих пор я не могла тратить много денег на одежду.
— Странно, что Максим не задержался на недельку в Лондоне, чтобы купить вам какие-нибудь приличные вещи, — сказала она. — По правде говоря, это эгоизм с его стороны. И так не похоже на него. Обычно он очень взыскательный, ему трудно угодить.
— Да? — сказала я. — Мне так не показалось. По-моему, он вообще не замечает, что на мне надето. По-моему, ему все равно.
— О-о, — протянула она, — должно быть, он очень изменился.
Она отвернулась от меня и, засунув руки в карманы, засвистела, подзывая Джеспера, затем поглядела наверх, на возвышавшийся над нами дом.
— Значит, вы не пользуетесь западным крылом, — сказала она.
— Нет, наши комнаты в восточном крыле. Там все переделали.
— Да? Я этого не знала. Интересно, почему?
— Так решил Максим, — сказала я. — Ему, по-видимому, больше здесь нравится.
Она ничего не ответила, она продолжала свистеть, глядя на окна дома.
— Как вы — поладили с миссис Дэнверс? — внезапно спросила она.
Я наклонилась и принялась похлопывать Джеспера по голове и гладить ему уши.
— Я не так уж часто с ней встречаюсь, — сказала я. — Она меня немного пугает. Я никогда не видела таких людей.
— Да, думаю, что никогда, — сказала Беатрис.
Джеспер поднял на меня глаза, большие, покорные, даже застенчивые; я погладила его шелковую макушку и положила ладонь на черный нос.
— Вам нечего ее бояться, — сказала Беатрис, — и главное, чтобы она не заметила этого. Конечно, мне почти не приходилось иметь с ней дело, да и желание такое вряд ли возникнет. Однако она всегда очень вежлива со мной.
Я продолжала гладить Джеспера по голове.
— Она дружелюбно держится с вами? — спросила Беатрис.
— Нет, не очень.
Беатрис снова принялась свистеть и чесать голову Джеспера носком туфли.
— Я бы на вашем месте постаралась как можно меньше обращаться к ней, — сказала Беатрис.
— Да, — сказала я, — она прекрасно ведет хозяйство, мне нет необходимости вмешиваться.
— О, я не думаю, чтобы она против этого возражала, — сказала Беатрис. Это же самое сказал накануне вечером Максим, и я подумала, как странно, что тут мнения сестры и брата сошлись. Я считала, что вмешательство в ее дела меньше всего должно быть по вкусу миссис Дэнверс.
— Я полагаю, со временем она смирится, — сказала Беатрис, — но поначалу вам придется трудно. Это понятно, она дико ревнует. Я боялась, что так оно и будет.
— Почему? — спросила я, глядя на нее. — К кому она ревнует? Мне не показалось, что Максим так уж обожает ее.
— Милое дитя, при чем тут Максим? — сказала Беатрис. — Я полагаю, она уважает его и все такое, но и только… Нет, понимаете… — она остановилась, слегка нахмурясь, неуверенно взглянула на меня, — ей невыносимо то, что вы вообще здесь появились, вот в чем беда.
— Почему? — спросила я. — Почему ей это должно быть невыносимо?
— Я думала, вы знаете, — пробормотала Беатрис. — Максиму следовало бы сказать вам об этом. Она просто боготворила Ребекку.
— О! — воскликнула я. — Вот оно что!
Мы продолжали обе похлопывать и гладить Джеспера, и непривычный к таким знакам внимания пес, подставляя нам живот, в экстазе перекатился на спину.
— А вот и мужчины, — сказала Беатрис, — давайте вынесем кресла и посидим под каштаном. Как растолстел Джайлс, на него просто противно глядеть рядом с Максимом. Я думаю, Фрэнк вернется в контору. Ну и скучный он человек, никогда не скажет ничего интересного. Что это вы там обсуждали? Верно, от всего нашего мира камня на камне не осталось.
Она рассмеялась, мужчины не спеша подошли к нам. Джайлс швырнул ветку, чтобы Джеспер принес ее обратно. Мы все глядели на пса. Мистер Кроли взглянул на часы.
— Мне пора двигаться, — сказал он. — Большое спасибо за ленч, миссис де Уинтер.
— Приходите почаще, — сказала я, пожимая ему руку.
Интересно, уедут ли Беатрис с мужем? Я не знала, приехали ли они только на ленч или собираются провести у нас день. Я надеялась, что они уедут. Я хотела остаться одна с Максимом, чтобы было так, как бывало в Италии. Роберт вынес кресла и пледы, и мы все уселись под каштаном. Джайлс откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза шляпой. Вскоре он начал похрапывать с раскрытым ртом.
— Закрой рот, Джайлс, — сказала Беатрис.
— Я не сплю, — пробормотал он, открыл глаза и вновь их закрыл. Он казался мне непривлекательным. Я не понимала, почему Беатрис вышла за него. Не могла же она в него влюбиться. Кто знает, возможно, она думает то же самое про меня. Время от времени я ловила на себе ее взгляд, недоуменный, задумчивый, словно она спрашивала себя: «Что, ради всего святого, Максим в ней нашел?», — но вместе с тем добрый и благожелательный. Они говорили о своей бабушке.
— Мы должны поехать навестить старую даму, — сказал Максим.
— Она впадает в детство, — сказала Беатрис, — у нее, бедняжки, еда валится изо рта.
Я слушала их, оперевшись на руку Максима, и терлась подбородком о его рукав. Он рассеянно поглаживал мою руку, не думая о том, что делает, разговаривая с Беатрис.