И тут Максим двинулся к лестнице, по-прежнему не сводя глаз с моего лица.
— Что, черт подери, это значит? — сказал он. Его глаза сверкали от гнева. Лицо оставалось таким же смертельно бледным.
Я не могла шевельнуться, мои ноги приросли к ступеньке.
— Это портрет, — сказала я, напуганная его взглядом, его голосом. — Портрет, тот, на галерее.
Последовало долгое молчание. Мы глядели друг на друга, в холле никто не шевелился. Я проглотила комок, рука поднялась к горлу.
— Не понимаю, — пробормотала я. — Что я сделала?
Ах, если бы они не глядели на меня вот так, с пустыми непроницаемыми лицами! Если бы хоть кто-нибудь из них что-нибудь сказал! Когда Максим опять заговорил, я не узнала его голоса. Ровный, бесстрастный, холодный как лед, совсем не похожий на его обычный голос.
— Пойди переоденься, — сказал он, — не важно во что. Найди обычное вечернее платье. Любое сойдет. Иди, да побыстрей, пока еще никто не появился.
Язык не повиновался мне. Я продолжала молча глядеть на него. На белой маске его лица жили только глаза.
— Почему ты стоишь? — сказал он непривычно резко. — Ты что, не слышала меня?
Я повернулась и, как слепая, побежала под арку в коридор. Мелькнуло удивленное лицо барабанщика, объявлявшего о моем выходе. Я пробежала мимо него, спотыкаясь, не видя, куда я бегу. Слезы слепили глаза. Я не понимала, что происходит. Клэрис уже ушла. Коридор был пуст. Я озиралась по сторонам, оглушенная, отупелая, словно за мной гналось привидение. И тут я увидела, что дверь в западное крыло распахнулась и там кто-то стоит.
Это была миссис Дэнверс. Никогда я не забуду ее лица, отталкивающего, торжествующего. Лицо ликующего демона. Она стояла там и улыбалась, глядя на меня.
Я бежала от нее бегом по длинному узкому коридору до самой двери, спотыкаясь и путаясь в оборках платья.
Клэрис ждала меня в спальне. Бледная, испуганная. При виде меня она расплакалась. Я ничего не сказала, я принялась срывать с себя платье. Мне не удавалось расстегнуть крючки на спине, и Клэрис попыталась мне помочь, все еще громко всхлипывая.
— Полно, Клэрис, ты тут ни при чем, — сказала я, но она затрясла головой; слезы градом катились у нее по щекам.
— Ваше хорошенькое платье, мадам, — сказала она. — Ваше хорошенькое белое платье…
— Не важно, — сказала я. — Ну что, никак не найти крючок? Да вот же он, сзади. А второй где-то сразу под ним.
Клэрис неловко возилась с крючками, руки ее тряслись, от нее не было никакого проку, она никак не могла проглотить слезы.
— Что же вы наденете, мадам? — спросила она.
— Не знаю, — сказала я, — не знаю.
Ей удалось наконец расстегнуть крючки, и я выбралась из платья.
— Мне сейчас лучше побыть одной, Клэрис, — сказала я, — будь душечкой, оставь меня. Не беспокойся, я прекрасно управлюсь. Забудь о том, что случилось. Я хочу, чтобы тебе было весело на балу.
— Может быть, погладим вам другое платье, мадам? — спросила она, поднимая на меня распухшие, полные слез глаза.
— Нет, — сказала я, — не беспокойся, лучше уходи… и, Клэрис…
— Да, мадам?
— Не… не говори никому о том, что здесь произошло.
— Конечно, мадам. — Она разразилась новым потоком слез.
— Нельзя же, чтобы тебя видели в таком состоянии, — сказала я. — Пойди в свою комнату и приведи в порядок лицо. Плакать не о чем, абсолютно не о чем.
Кто-то стукнул в дверь. Клэрис кинула на меня испуганный взгляд.
— Кто там? — спросила я.
Дверь отворилась, в комнату вошла Беатрис. Она сразу же направилась ко мне — странная, нелепая фигура в этом ее восточном облачении, с браслетами, звенящими на запястьях.
— Милочка, — сказала она, — милочка, — и протянула ко мне руки.
Клэрис выскользнула из комнаты. Внезапно я почувствовала усталость, меня не держали ноги. Я села на кровать. Подняла руки и сняла с головы парик. Беатрис не спускала с меня глаз.
— Вам не плохо? — сказала она. — Вы так бледны.
— Это из-за электричества, — сказала я, — пропадает всякий цвет лица.
— Посидите спокойно несколько минут, и все пройдет, — сказала она. — Погодите, я сейчас принесу воды.
Беатрис пошла в ванную комнату, звеня браслетами при каждом движении, и тут же вернулась, держа в руке стакан.
Я выпила несколько глотков, чтобы ее не обидеть, хотя мне вовсе не хотелось пить. Вода была теплая, Беатрис не спустила ее.
— Конечно, я сразу поняла, что это какая-то ужасная ошибка, — сказала она. — Не могли же вы знать, откуда вам было знать это.
— Что знать? — спросила я.
— Да про это платье, бедняжка моя, про портрет на галерее, с которого вы его взяли. Такое же в точности, как то платье, в котором была Ребекка на прошлом костюмированном балу. Как две капли воды. Одна и та же картина, одни и те же платья. Вы вышли на площадку и на какой-то кошмарный миг мне почудилось…
Она замолчала и похлопала меня по плечу.
— Бедная моя девочка, как это все неудачно. Откуда вам было знать…
— Мне следовало знать, — сказала я, тупо уставясь на нее, слишком потрясенная, чтобы понять все до конца. — Мне следовало знать.
— Глупости, откуда вы могли знать? Нам это и в голову не пришло. Просто мы были так поражены, и Максим…
— Да, что же Максим? — сказала я.
— Понимаете, он думает, что вы сделали это нарочно. Вы ведь поспорили, что удивите его, так? Какая-то глупая шутка. Он просто не понимает. Это был для него страшный удар. Я сразу сказала ему, что вы не могли сделать такую вещь, что это — чистая случайность. И надо же вам было выбрать именно эту картину!
— Мне следовало знать, — повторила я. — Я одна во всем виновата. Мне следовало видеть. Мне следовало знать.
— Да нет же! Ну не расстраивайтесь так, вы потом спокойно ему объясните, как это случилось. Все будет в порядке. Когда я поднималась к вам, подъезжали первые гости. Они пьют коктейли. Все хорошо. Я велела Фрэнку и Джайлсу говорить всем, что костюм вам не впору, и вы очень огорчены.
Я ничего не ответила. Продолжала сидеть на постели, опустив на колени руки.
— Что вы наденете? — спросила Беатрис, подходя к платяному шкафу и распахивая дверцы. — Как насчет этого голубого платья? Выглядит очень мило. Наденьте его. Никто не обратит внимания. Быстро. Я вам помогу.
— Нет, — сказала я. — Нет, я не спущусь вниз.
Беатрис горестно глядела на меня, все еще держа в руках голубое платье.
— Но, милочка, вы должны пойти туда, — в смятении сказала она. — Не можете же вы не выйти к гостям.