Прибыв в Россию, София обнаружила, что Москва погрязла в вероломстве, воровстве и мздоимстве. К тому же в городе то и дело вспыхивали пожары. Тогда, чтобы защитить свое сокровище, она затеяла беспрецедентный по масштабам архитектурный проект. Она выписала в Москву прославленного итальянского архитектора Аристотеля Фьораванти, первого из череды иностранных архитекторов, которым предстояло привнести в Россию архитектурное влияние Италии и Византии. Спроектированный и построенный Фьораванти Успенский собор в Кремле и по сей день остается одним из величайших художественных шедевров на территории России. Однако жемчужину творчества архитектора, в отличие от остальных его проектов не прославленную и неизвестную, видела лишь горстка людей. Ибо под кремлевским фундаментом Фьораванти создал для юной российской царевны великолепный многоярусный мир, призванный защитить от внешней угрозы ее бесценную библиотеку. Сводчатые пространства подземной вселенной пересекались туннелями, ведущими в беломраморные покои. Это было личное святилище царевны, в котором она могла не только хранить, но и прятать от всего мира свои драгоценные книги и произведения искусства. Тайный мир изобиловал пещерами, лабиринтами и подземными реками, переходами и склепами, путь к которым знали лишь избранные члены царского семейства. Когда строительство потайного подземелья завершилось, Фьораванти хотел вернуться домой, в Италию. Но его желанию не суждено было сбыться: из опасений, что он раскроет кому-нибудь тайну своего творения, его бросили в темницу.
Внук Софии, первый царь России, продолжил начатое ею дело. Прокладывались новые туннели и переходы, возводились дополнительные сводчатые помещения. Он тоже приглашал известных мастеров, однако его намерения коренным образом отличались от намерений Софии. За время правления Ивана IV, в истории известного как Иван Грозный, было построено огромное количество камер пыток и проложено множество потайных коридоров, ведущих в Кремль и из него. Подходя ко всему исключительно с прагматических позиций, он заказал еще одно секретное хранилище для хранения семейных сокровищ — спроектированное гораздо искуснее прежних.
В предвидении надвигающейся смерти Иван Грозный уничтожил всех, кто знал о подземном мире. Он издал указ, согласно которому Либерия (библиотека) вкупе со всем своим содержимым должна быть навеки истреблена из человеческой и исторической памяти».
Чем дольше Майкл размышлял об этом подземном мире в далекой России, мире, словно сошедшем со страниц сборника мифов, тем сильнее его томило тяжелое предчувствие. Не только потому, что всеми фибрами души он чувствовал, что этой библиотеке со всем ее содержимым — включая легендарную шкатулку — не суждено быть найденной, но еще и потому, что понятия не имел, как в нее проникнуть.
Оторвавшись от размышлений, Майкл переключился на черный кейс, который только что взломал. Запустив руку внутрь, нащупал холст. Развернутый, холст оказался размером пять на три фута и содержал изображение, странным образом напоминающее то, которое он похитил в Женеве; тот же размер и написано, как и первое, на сверхплотном холсте. Майкл поднес картину к свету: это было истинное произведение искусства — безмятежный ангел с распростертыми гигантскими крыльями возносился в небеса с золотого дерева, а в руках он держал шкатулку, словно бы источающую свет.
Это был момент дежавю, под влиянием которого Майкл достал нож и осторожно просунул лезвие в край холста. Идеально заточенная сталь легко прошла внутрь. Пройдясь лезвием по всему периметру, он, как и в прошлый раз, отделил карту от картины. Отложил картину и погрузился в изучение карты. Она представляла собой идеальную копию той, которую он уничтожил в Женеве. Это было детальное трехмерное изображение содержимого десятиуровневого пространства, каждый объект подписан на русском и латыни. Показаны были и наземные сооружения. Верхний край карты занимало мастерское изображение золотой шкатулки, окруженное надписями на русском языке. Особенным изяществом и детальностью разработки отличался рисунок крышки шкатулки, сам по себе заслуживающий называться шедевром. Майкл всматривался в рисунок, стараясь запомнить его. Детализация узора на крышке, изысканного в своей простоте, была поразительной. Сама естественность, сама жизнь — он и представить себе не мог, что такое бывает. Да и никто не мог бы представить.
А внизу карты, затерянные в ее глубинах, с подземной рекой соседствовали три гигантских сводчатых покоя, над входом в каждый был изображен зловещий лик смерти. Чтобы разгадать смысл, не требовалось знание русского или латыни. Без всяких слов было ясно, куда ему придется отправиться за шкатулкой, которую он обменяет на жизнь своего отца. За шкатулкой, в буквальном смысле означавшей для Стефана Келли жизнь или смерть.
— И что ты собираешься делать? — Буш помахал письмом Женевьевы перед лицом Майкла.
Майкл, с того момента, как закончил читать документы из «кремлевской» папки и изучать карту, переданную Женевьевой, не двинулся с места. Он все продолжал перелистывать бумаги, пораженный их содержанием и детальностью, не в силах охватить сознанием предстоящее дело.
— Слышишь меня? — не вытерпел Буш.
— Ты прочел письмо, что скажешь? — вопросом на вопрос ответил Майкл.
— У меня странное впечатление, уж больно складно все совпало, прямо одно к одному. — В тоне Буша отчетливо звучали нотки скептицизма. — Не хочется тебя огорчать, но, по-моему, все это сильно смахивает на бред… Не говоря уже о Кремле. Тебе этого не потянуть.
— Кто знает. Ни при каких обстоятельствах нельзя допустить, чтобы эту карту увидела Сьюзен.
Сложив карту и картину, Буш убрал их обратно в кейс.
— Он твой отец, Майкл. Что будешь делать?
— Мой отец умер, — покачал головой Майкл. — И мать тоже. Может быть, кровь Келли и течет у меня в жилах, но вырастил меня не он. В тот день, когда отказался от меня, он отказался и от права считать меня сыном.
— Не перегибай палку. Вспомни, ты ведь приехал сюда, чтобы разыскать его. Мне думается, что кое-кто пытается возвести стену вокруг собственного сердца, чтобы сложить с себя всякую ответственность. — Желая смягчить резкость своих слов, Буш слегка наклонился к Майклу. — Просто мне казалось, что ты хотел его найти.
— Мне тоже так казалось, но, возможно… — Майкл нащупал в кармане письмо Мэри. — Возможно, я при этом руководствовался ошибочными соображениями. Я не думаю, что он хотел быть мною найденным.
— Стефан хороший человек.
Заслышав приближающиеся шаги Сьюзен, Майкл оглянулся.
— Он не заслужил такого, — проговорила Сьюзен. — Если бы вы только его знали…
— Я его не знал, и мне неизвестно, хотел ли он узнать меня. По всей видимости, он был в курсе, кто я и где нахожусь. Однако не предпринял ни одной попытки меня найти, — отвечал Майкл, качая головой. — Думаю, не ошибусь, если скажу, что сейчас он интересуется мною только в том смысле, что я могу его спасти.
Сьюзен ответила разгневанным взглядом, а потом стала надвигаться на него, по-видимому с трудом сдерживая ярость.