— Очень мило, — сказала Розмари. — Никогда не видела такого раньше.
В дверном проеме появились чьи-то головы. Но тут же между любознательными старушками-больными решительно протиснулся крупный мужчина в белом халате, рыжеволосый и рыжебородый.
Пока он плотно закрывал за собой дверь, Кларис почтительно ретировалась от кровати в сторону окна.
— Она разговаривает! Она вертит головой! — возбужденно сообщила массажистка доктору, который направился к больной, раздвигая рыжие заросли на лице широкой улыбкой.
— Здравствуйте, мисс Фаунтин, — сказал он, кладя на стул медицинский саквояжик и черную кожаную папку. — Я доктор Аткинсон. — Теплыми пальцами он взял руку Розмари и, поглядывая на свои наручные часы, начал считать пульс, рассеянно и добродушно приговаривая при этом:
— Какая приятная новость! Весьма приятная новость!
— Что со мной приключилось? — спросила Розмари. — Как долго я здесь нахожусь?
— Погодите, сейчас, — сказал бородач, целиком сосредоточиваясь на часах.
Розмари подумалось, что доктор лишь ненамного старше нее — очевидно, ему лет тридцать пять.
С шеи у него свисал, словно хромовый галстук, какой-то ультрамодерновый стетоскоп. Напевом лацкане халата был прямоугольник с надписью «Д-р Аткинсон», а на правом — знакомый кружок «Я люблю Энди».
Кто этот Энди, в которого они тут повально влюблены? Врач? Пациент-любимчик? До выписки надо бы раздобыть и себе такой же значок.
Тем временем доктор Аткинсон отпустил ее руку и ясноглазо улыбнулся.
— Замечательно, — сказал он. — Пока что нахожу все в порядке. Можно только диву даваться… Позвольте мне еще минутку-другую потерзать вас осмотром. Хочу окончательно убедиться, что вы не покинете нас опять. А затем я поведаю вам все то, что нам известно. Ощущаете где-нибудь боль?
— Нет, — коротко отозвалась Розмари.
— Отлично. Расслабьтесь, пожалуйста. Я знаю, это непросто, но вы постарайтесь.
Да, расслабиться сейчас — совсем непросто… Он сказал: все то, что нам известно. Стало быть, есть то, что им неведомо… Достаточно того, что он обратился к ней так странно — мисс Фаунтин.
Покуда Аткинсон деловито осматривал ее — выслушивал сердце, заглядывал в зрачки и в уши и измерял кровяное давление, у Розмари где-то под ложечкой разрастался ледяной ком ужаса.
Так значит, она тут больше двух дней. Теперь она в этом не сомневалась.
Тогда сколько? Две недели? Они заколдовали ее — Минни, и Роман, и прочие ведьмы. Их нудное пение на самом деле было заклинанием, направленным против нее! Они проведали о том, что она собирается увезти Энди за три тысячи миль от них и что даже куплены билеты на самолет.
Розмари помнила: во время ее беременности эта шайка точно так же расправилась с ее давним другом Хатчем. Они наложили на него страшное заклятие, потому что опасались его эрудиции в области ведовства и серьезного отношения к любой чертовщине: он вполне мог разгадать, что именно они сотворили с Розмари и чьего ребенка она носит под сердцем.
Бедняжка Хатч по совершенно необъяснимой причине внезапно впал в кому на три или четыре месяца — и умер, так и не придя в сознание. Стало быть, ей еще здорово повезло, что она вообще пробудилась.
Но что с Энди?
Ведь все то время, что она в больнице, мальчик пребывает в их безраздельной власти.
И они спокойно вскармливают и растят в его душе именно то, о чем Розмари и думать не хотелось!
— Будь они прокляты! — вырвалось из груди. К счастью, Розмари произнесла это сквозь зубы, и доктор не разобрал слов.
— Простите, что вы сказали? — спросил Аткинсон.
Закончив осмотр, он придвинул стул поближе к кровати и сел, так что его рыжая голова оказалась совсем близко от ее лица.
— Так сколько же я здесь нахожусь? — упрямо повторила Розмари. — Несколько недель? Или несколько месяцев?
— Мисс Фаунтин…
— Моя фамилия Рейли. Розмари Рейли! Рыжая голова отодвинулась. Аткинсон заглядывал в свою черную кожаную папку.
— Не тяните, скажите мне все! — в меру своих слабых сил воскликнула Розмари. — У меня шестилетний сын. Он остался с людьми, которым я… ну, не слишком-то доверяю.
Справляясь с каким-то документом в папке, Аткинсон сказал:
— Вас привезли сюда мистер и миссис Кларенс Фаунтин. С их слов вы записаны как Розмари Фаунтин, их внучка.
— Фаунтины как раз и относятся к тем людям, которым я категорически не доверяю, — сказала Розмари. — Скажу больше: я здесь именно из-за них! Это как раз они ввели меня в состояние комы! Наверняка я лежу здесь с диагнозом «неизвестно чем мотивированная кома».
— Да, что-то в этом роде. Однако любая кома, в сущности…
— Мне отлично известно, что именно со мной сделали! — взволнованно перебила врача Розмари. Она даже попыталась приподняться на локте — и тут же упала обратно на подушку. Невзирая на быструю просьбу не двигаться и руки Аткинсона, которые норовили вернуть ее в горизонтальное положение, она возобновила попытку приподняться. На сей раз у нее получилось. Опираясь на оба локтя и глядя рыжему доктору прямо в глаза, она повторила:
— Мне отлично известно, что именно со мной сделали! Но я не стану вам рассказывать — по опыту я знаю, что вы сочтете меня сумасшедшей! А я в своем уме. И буду вам весьма признательна, если вы наконец скажете мне, как долго я пролежала у вас, где находится ваше заведение и когда я смогу покинуть его и вернуться домой!
Доктор Аткинсон откинулся на спинку стула. Вперив в пациентку задумчиво-серьезный, почти угрюмый взгляд, он произнес с расстановкой:
— Это частная лечебница. Вы в Аппер-Монклер, штат Нью-Джерси.
— Частная лечебница? — ошарашенно переспросила она.
Аткинсон солидно кивнул:
— Лечебница Халси-Бодейн. Мы специализируемся на пациентах, за которыми нужен долговременный уход.
Розмари не сводила с него пытливого взгляда:
— Какой сегодня день?
— Вторник. Девятое ноября.
— Ноября? Вы шутите! Вчера вечером был май… Ах ты Господи…
Она рухнула обратно на подушку и в бессильном отчаянии уставилась в потолок, прикрывая ладонями трясущиеся губы. Из глаз полились слезы. Май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь — шесть месяцев! Целых шесть месяцев украдено из ее жизни! И Энди находится в непотребных руках на протяжении ста восьмидесяти дней!
Смигивая слезы, боковым зрением она видела, что рыжий Аткинсон сидит все в той же позе и насупленно взирает на нее — далекий, сосредоточенный, чужой.
Розмари отняла руки от губ и внезапно заинтересовалась ими.
Ее поразило состояние кожи — сухая, лишенная упругости, какая-то старческая… А вот буроватое пятнышко, еще одно и еще…