— Как странно, — сказала женщина в соседнем кресле.
Чип повернулся к ней.
Она смотрела в хвостовую часть салона.
— Вон тому номеру не хватило места, — сказала она.
Номер медленно шел по проходу, глядя то направо, то налево. Все кресла были заняты. Пассажиры озирались по сторонам, пытаясь как-то помочь брату.
— Одно еще должно быть, — сказал Чип, подымаясь со своего кресла и ища взглядом свободное. — Уни не мог допустить ошибку.
— Но ведь нету, — сказала женщина. — Все места заняты.
Все наперебой заговорили. Свободного места действительно не было. Какая-то женщина взяла с кресла девочку, пересадила ее к себе на колени и позвала оставшегося без места.
Самолет тронулся на рулежку, вспыхнули экраны ТВ и стали показывать передачу о географии Афра и его ресурсах.
Чип старался сосредоточить внимание на передаче, полагая, что сможет почерпнуть полезную для себя информацию, но не получалось. Если его теперь найдут и «вылечат», он уже больше никогда не вернется к жизни. На сей раз Уни обеспечит ему покой, и никакого тайного значения он, Чип, не усмотрит в тысяче листьев на тысяче мокрых камней.
В '14509 Чип прибыл в ноль двадцать. Он был бодр — по времени США была середина Дня.
Первым делом он пошел в музей Пред-У, потом — на станцию проката велосипедов, ближайшую к корпусу Р51. После этого он дважды зашел на станцию и по одному разу в столовую Р51 и в центр снабжения.
В три часа утра он вошел в комнату Маттиолы. Он смотрел на нее, освещая карманным фонарем; смотрел на ее щеку, на ее шею, темную руку на подушке. Затем прошел к письменному столу и зажег свет.
— Анна, — произнес он, стоя у изножья кровати. — Анна, тебе надо вставать.
Она что-то пробормотала.
— Ты сейчас же должна встать, Анна, — сказал он. — Давай, поднимайся.
Она приподнялась, заслонив рукой глаза, что-то жалобное бормоча. Сев, она убрала с глаз руку и уставилась на него; узнала, смущенно нахмурилась.
— Анна, я хочу, чтобы мы с тобой поехали покататься на велосипедах, — сказал Чип. — Для тебя тоже есть. Ты не должна ни громко разговаривать, ни звать на помощь.
Он сунул в карман руку и вытащил пистолет. Он держал его, как ему казалось, по всем правилам, положив указательный палец на спусковой крючок, а остальными обхватив рукоятку и направив дуло ей в лицо.
— Я убью тебя, если ты не сделаешь по-моему. И не вздумай закричать.
Она смотрела на пистолет и на Чипа.
— Генератор подсел, — сказал он, — однако в стене музея я проделал дыру глубиной в сантиметр, а в тебе она будет намного глубже. Так что лучше тебе подчиниться. Извини, что я напугал тебя, но ты скоро поймешь, почему я так поступаю.
— Это ужасно! — сказала Маттиола. — Ты все еще болен!
— Да, — сказал он, — и теперь намного тяжелее. Поэтому делай, как тебе сказано, или Братство лишится двух ценных номеров — сперва тебя, затем меня.
— Как ты можешь так себя вести, Ли? — сказала она. — Ты с оружием в руке угрожаешь мне? Невозможно представить!
— Вставай и одевайся, — сказал он.
— Пожалуйста, позволь мне позвонить.
— Одевайся, — повторил он. — Быстро!
— Хорошо, — сказала она, откидывая одеяло. — Хорошо. Буду все делать в точности, как ты велишь. — Она встала и сняла пижаму.
Он попятился назад, не сводя с нее глаз и не опуская пистолета.
Она дала пижаме упасть к ее ногам и повернулась к полке, чтобы взять свежий балахон. Чип смотрел на ее груди, на все ее тело, которое чем-то неуловимым — полнотой ли бедер, округлостью ли ягодиц? — отличалось от нормального. До чего, же она была хороша!
Маттиола надела балахон и, подняв высоко руки, просунула их в рукава.
— Ли, прошу тебя, — сказала она, глядя на него. — Давай спустимся в медцентр и…
— Не разговаривай!
Она застегнула балахон и надела сандалии.
— Почему тебе захотелось поехать на велосипедах? — сказала она. — Сейчас ведь ночь.
— Собери вещи в сумку, — приказал Чип.
— В дорожную?
— Да, — сказал он. — Возьми еще один балахон, аптечку первой помощи и щипцы. Ну и все, что тебе понадобится под рукой. У тебя есть карманный фонарь?
— Что ты задумал делать?
— Упаковывай сумку, — не стал уточнять.
Она складывала вещи, а когда закончила и закрыла сумку, он взял и повесил ее себе на плечо.
— Нам надо выйти и обойти вокруг здания, — инструктировал он. — Там у меня приготовлены велосипеды. Мы пойдем рядом, а пистолет будет у меня в кармане. Если мы встретим кого-нибудь и ты дашь знак, что что-то не в порядке, я выстрелю. Тебе все понятно?
— Да, — ответила она.
— Делай только то, что я тебе скажу. Если говорю: «Стоп, поправь себе сандалию», ты останавливаешься и поправляешь. Мы будем проходить мимо сканеров не отмечаясь. Ты раньше так делала, теперь тебе предстоит делать то же самое.
— Мы сюда не вернемся? — спросила она.
— Нет. Мы уезжаем далеко отсюда.
— Тогда тут есть фотоснимок, который мне хотелось бы взять с собой.
— Бери. Я же сказал: возьми все, что ты хочешь.
Она подошла к письменному столу, выдвинула ящик и порылась в нем.
«Фотография Короля? — гадал он. — Нет, Король — часть ее болезни. Вероятно, кто-то из родных».
— Где-то здесь, — бормотала она, нервничая, что показалось Чипу подозрительным.
Он быстро подошел и оттолкнул ее. «Ли РМ. Пистол. 2вело», — было написано на дне ящика. В руке у нее был карандаш.
— Я стараюсь тебе помочь, — объяснила она.
Он понял, что сейчас ударит ее, однако сдержался. Но сдерживать себя не следовало — это дало бы ей уверенность, что он не причинит ей боли. И он влепил ей пощечину.
— Брось-ка эти штучки! — сказал он. — Разве ты не понимаешь, как серьезна моя болезнь? Ты умрешь, и, быть может, вместе с тобой умрут десятки других номеров. Вот что будет, если ты позволишь себе еще раз что-нибудь в этом роде!
Маттиола смотрела на него широко раскрытыми глазами и дрожала, держась рукой за щеку.
Его тоже трясло от сознания, что он причинил ей боль. Он вырвал у нее карандаш, зачеркнул написанное, забросал бумагами и сверху кинул ее записную книжку. Бросил карандаш в ящик и задвинул его, взял ее за локоть и подтолкнул к двери.
Они вышли из комнаты и двинулись по коридору. Чип держал руку в кармане, не выпуская из нее пистолет.