— Ты мне врешь, так же как врал ему, — сказала Маттиола и вырвала руку. От резкого движения балахон лопнул на плече.
— Это там он раздобыл парфюм и семена табака, — сказал он.
— Не желаю тебя слышать и видеть. Я пойду одна, — Она подошла к своему велосипеду, подняла сумку и выпавшее из нее одеяло.
— Не делай глупостей, — сказал Чип.
Она подняла велосипед, засунула сумку в багажник и затолкала сверху одеяло. Чип подошел к ней и взял велосипед за руль и седло.
— Одна ты не поедешь, — сказал он.
— А вот и поеду! — крикнула она, голос ее дрожал. Они с двух сторон держались за разделявший их велосипед. В сгустившейся темноте лицо ее было едва различимо.
— Я тебя все равно не пущу, — сказал он.
— Тогда я сделаю то, что сделал он, только чтобы не оставаться с тобой!
— Послушай же меня, ты, — сказал он. — Я уже мог бы быть на острове полгода тому назад! Я поехал туда, но вернулся, потому что не хотел оставлять тебя мертвой — без чувств и мыслей!
Чип уперся рукой ей в грудь и прижал к холодному камню утеса, оттолкнул покатившийся прочь велосипед. Он стоял к ней вплотную, прижимая ее руки к скале.
— Я сюда приехал из США, — сказал он. — Я наслаждался своим скотским существованием не больше, чем ты. И мне безразлично — любишь ты меня или ненавидишь.
— Я тебя ненавижу! — сказала она.
— Ты останешься со мной. — Чип не обратил внимания на ее возглас. — Пистолет не работает, но есть камни, есть руки. Тебе не придется себя убивать, потому что… — Его пронзила боль в паху — от удара коленкой. Она вырвалась и бросилась от него, бледным пятном мечась в попытках проложить себе путь сквозь заслон из ветвей.
Он догнал, поймал ее за руку, дернул и бросил девушку наземь.
— Batard! — закричала она, — Ты болен!
Он упал на нее и зажал ей рот ладонью что было сил. Ее зубы впились ему в руку. Она вырывалась, колотя его по голове кулаками. Коленом он придавил к земле ее бедро, ступней прижал к земле другую ногу и схватил одну руку за запястье. Но другой рукой она продолжала его молотить, а острые зубы рвали ладонь.
— Неподалеку могут быть номеры! — прошипел он. — Сегодня суббота! Ты хочешь, чтобы нас обоих отволокли в медцентр, глупая ты garce!
Она все не переставала дубасить и кусаться. Но постепенно удары стали ослабевать и прекратились, зубы разжались. Она прерывисто дышала, глядя ему в глаза.
— Garce! — повторил он. Она попыталась высвободить ногу из-под его ступни, но он нажал еще сильнее. Он не выпускал ее руку, а его ладонь по-прежнему зажимала ей рот. Руку жгло, будто зубами она содрала с нее кожу.
Она утихомирилась, он лежал на ней, ноги ее были раздвинуты, и вдруг его охватило возбуждение. Ему пришла мысль сорвать с нее балахон и изнасиловать ее. Она просила его потерпеть до субботы. А если сделать это сейчас, может, прекратится вся эта чепуха насчет Короля, пройдет ненависть к нему, им не придется больше драться — ведь между ними была именно драка с бранью по-французски.
Она не сводила с него глаз.
Чип отпустил ее руку, схватил за балахон там, где он был порван на плече, рванул его, и Маттиола снова принялась колотить его, стараясь сдвинуть свои ноги вместе и норовя укусить его в ладонь.
Он рвал на ней балахон, пока она не оказалась вся обнаженной. Он почувствовал ее тело, ощутил ее мягкие груди, гладкий живот и мягкие волосы внизу, ставшие вдруг влажными. Она колотила его по голове, дергала за волосы, зубами кусала ладонь. Свободной рукой Чип гладил ее груди, живот. Он ласкал ее, все сильней возбуждаясь, и наконец раскрыл свой балахон. Она смогла все-таки выдернуть из-под него свою ногу и пнула его. Она дергалась, пытаясь вывернуться, но он опять придавил ее спиной к земле, держал ее бедро, а своей ногой придерживал ее ноги. Опустив на нее все свое тело, Чип ступнями раздвинул ей щиколотки, и между ее согнутых ног оказались его колени. Он резко прижал к ней низ живота; схватил одну ее руку и пальцы другой.
— Прекрати! — вырвалось у него. — Прекрати!
И Чип энергично продолжал искать путь в нее.
Она дергалась и извивалась, норовя сбросить его, снова впилась зубами ему в ладонь. Он чувствовал, что уже вот-вот, еще толчок, еще, и вот — оно!
— Прекрати! — повторял он. — Прекрати!
Он медленно вытянулся на ней, отпустил ее руки и взял ее за грудь. Он ласкал нежную упругость и твердеющие соски. А она продолжала отбиваться от него, извиваясь всем телом.
— Перестань, Маттиола, будет тебе.
Его движения, сначала мягкие и медленные, постепенно становились все более энергичными и резкими.
Он стоял на коленях и смотрел на нее. Она лежала, закрыв одной рукой глаза, а другую откинув назад, грудь ее вздымалась. Он встал, нашел одно из своих одеял, вытряхнул и накрыл ее до подмышек.
— Ну, как ты? В порядке? — спросил он, присаживаясь рядом на корточки.
Она молчала.
Он отыскал фонарь и при его свете взглянул на свою ладонь. Из яркого овала раны текла кровь.
— О, Христос и Вэнь, — сказал он. Полив на руку водой, он промыл рану и осушил ее. Поискал аптечку, но не нашел. — Ты взяла с собой аптечку?
Она молчала.
Держа руку ладонью вверх, он нашел на земле ее сумку, раскрыл и вынул аптечку. Сел на камень, рядом положил фонарь, а аптечку взял себе на колени.
— Животное, — проговорила она.
— Я как раз не кусаюсь, — сказал он. — И не пытался тебя убить. Христос и Вэнь, ты ведь думала, пистолет выстрелит. — Он обрызгал ладонь заживляющей жидкостью, наложил тонкую салфетку, а сверху — повязку.
— Cochon, — сказала она.
— Да хватит же! — рассердился он. — Не начинай все сначала.
Он снял повязку и услышал, как она встала, шорох снимаемых обрывков ее балахона Она подошла, нагая, взяла фонарь и пошла к своей сумке. Достала мыло, полотенце, новый балахон и отправилась за их убежище, где Чип сложил из камней ступеньки, чтобы удобней было спускаться к ручью.
В темноте он снова наложил повязку, потом нашел ее фонарик на земле около велосипеда. Положил ее велосипед рядом со своим, собрал одеяла и устроил две обычные постели, ее сумку положил рядом с ее ложем, подобрал пистолет и обрывки ее балахона. Пистолет спрятал в свою сумку.
Луна скользила над краем одного из утесов позади черной и недвижимой листвы.
Маттиола все не возвращалась, и он уже начал волноваться, не ушла ли она в одиночку насовсем.
Наконец она пришла. Положила мыло и полотенце в свою сумку, выключила фонарь и залезла под одеяло.
— Когда оказался на тебе, меня как бес попутал, — сказал он извиняющимся тоном. — Я ведь всегда хотел тебя, и эти последние недели были прямо-таки невыносимы. Я люблю тебя. А ты?