— И вы готовы показать усердие?
— Во всякое время.
— Какая счастливая встреча! Только на больших дорогах случается такое!
— Что хотите вы сказать? — спросил путешественник, поглядывая на Ковиньяка с беспокойством.
— Я хочу сказать, сударь, что вам надо ехать за нами.
Горожанин подскочил в седле от неожиданности, удивления и страха.
— Ехать за вами? Куда, сударь?
— Да я и сам не знаю: туда, куда мы поедем.
— Сударь, я езжу только с людьми знакомыми и известными мне!
— Это совершенно справедливо и очень благоразумно, и поэтому я скажу вам, кто я.
Путешественник показал рукой, что знает, кто они, но Ковиньяк продолжал, как бы не заметив его движения:
— Я Ролан де Ковиньяк, капитан не существующей еще роты, это правда, но уже достойно представляемой здесь моим лейтенантом Луи Габриелем Фергюзоном, моим младшим лейтенантом Жоржем Гийомом Барраба, моим сержантом Зефиреном Карротелем и этими двумя господами, из которых один мой фурьер, а другой — квартирмейстер. Теперь вы знаете нас, сударь, — прибавил Ковиньяк с приятной улыбкой, — и, смею надеяться, наверное, не чувствуете антипатии к нам.
— Но, сударь, я уж служил королю в городской гвардии и теперь аккуратно уплачиваю подати, налоги, пошлины, — отвечал озадаченный путешественник.
— Поэтому-то, — возразил Ковиньяк, — я приглашаю вас на службу не к его величеству, а к принцам. Вы видите здесь их представителя.
— Служить принцам — врагам короля! — вскричал буржуа, еще более удивленный. — Так зачем же вы спрашивали меня, люблю ли я короля?
— Потому что я не посмел бы беспокоить вас, если б вы не любили короля, порицали королеву, честили Мазарини; в таком случае я считал бы вас за брата…
— Но, позвольте, сударь, ведь я не раб, не серв!
— Точно так, сударь, но вы солдат и, следовательно, очень легко можете стать капитаном, как я, или маршалом Франции, как господин де Тюренн.
— Сударь, мне много раз приходилось судиться.
— Тем хуже, сударь, тем хуже; это самая дурная из всех привычек. У меня никогда не было тяжб, может быть потому, что я учился на адвоката.
— Но пока я судился, я изучил законы Франции.
— А это дело нелегкое. Вы знаете, что между «Пандектами» Юстиниана и парламентским постановлением по случаю смерти маршала д’Анкра, объявившим, что иностранец никогда не может быть министром во Франции, существует восемнадцать тысяч семьсот семьдесят законов, не считая королевских ордонансов. Но, впрочем, бывают люди с удивительной памятью: Пико делла Мирандола говорил на двенадцати языках, когда ему было только восемнадцать лет. А какую пользу извлекли вы из знания законов, сударь?
— Какую? А ту, что знаю: на большой дороге не забирают людей без особого разрешения.
— Оно есть у меня. Посмотрите!
— От принцессы?
— От ее высочества.
И Ковиньяк почтительно приподнял шляпу.
— Стало быть, во Франции два короля? — вскричал несчастный путешественник.
— Точно так, сударь: вот почему я имел удовольствие просить вас предпочесть моего и почитаю обязанностью пригласить вас на его службу.
— Сударь, я принесу жалобу парламенту!
— Парламент — третий король, это правда, и вам, вероятно, придется служить и ему. Наша политика чрезвычайно обширна. Поедемте, сударь!
— Но это невозможно, сударь: меня ждут по делам.
— Где?
— В Орлеане.
— Кто ждет?
— Мой прокурор.
— Зачем?
— По денежному делу.
— Первое дело — служба государству, сударь!
— Но разве нельзя обойтись без меня?
— Мы надеялись на вас! Неужели вы измените нам? Но если, как вы изволите говорить, вы отправляетесь в Орлеан по денежному делу…
— Да, точно.
— В какую сумму дело?
— В четыре тысячи ливров.
— Которые вам следует получить?
— Нет, заплатить.
— Вашему прокурору?
— Именно ему.
— За выигранную тяжбу?
— Нет, за проигранную.
— Действительно, сумма значительная. Четыре тысячи ливров?
— Да, четыре тысячи.
— А, это обстоятельство можно принять в уважение… Четыре тысячи ливров! Такую именно сумму вы должны были бы заплатить, если б принцы согласились взять вместо вас заместителя.
— Вот еще! Да я найду охотника за сто экю!
— Такого заместителя, который, подобно вам, ездил бы на муле, как на лошади; заместителя, который знал бы восемнадцать тысяч семьсот семьдесят законов? Не может быть! За обыкновенного человека, разумеется, достаточно и ста экю. Но если б мы довольствовались обыкновенными людьми, так не стоило бы вступать в соперничество с королем. Нет, нам нужны люди с такими заслугами, как у вас, люди вашего звания, вашего роста. Какого черта! Зачем вы так мало цените себя! Мне кажется, вы вполне стоите четырех тысяч ливров.
— Вижу, к чему вы подбираетесь! — вскричал горожанин. — С оружием в руках вы хотите обокрасть меня!
— Сударь, вы оскорбляете нас, — возразил Ковиньяк, — и мы с вас живого содрали бы кожу, если б не боялись повредить доброй славе армии принцев. Нет, сударь, отдайте нам ваши четыре тысячи ливров, но не думайте, что это вымогательство; нет, это необходимость.
— Так кто же заплатит моему прокурору?
— Мы.
— Вы?
— Мы.
— А доставите ли мне расписку?
— Как следует, по форме.
— Им подписанную?
— Разумеется.
— Ну, тогда другое дело.
— Так вы согласны?
— Поневоле согласишься, когда нельзя сделать иначе.
— Теперь дайте мне адрес прокурора и кое-какие необходимые сведения.
— Я сказал, что уплачиваю деньги по приговору суда после проигранного процесса.
— Против кого?
— Против некоего Бискарро; он взыскивал с меня эти деньги как наследство после своей жены, которая была родом из Орлеана.
— Осторожнее! — прошептал Фергюзон.
Ковиньяк подмигнул ему, что значило: «Не бойся, я уж все обдумал».
— Бискарро! — повторил Ковиньяк. — Это не содержатель ли гостиницы в окрестностях Либурна?
— Точно так, между Либурном и Сент-Андре-де-Кюбзак.
— Под вывеской «Золотого тельца»?
— Да, да, вы знаете его?