За ним следом вошла Кейт Мерсер с горой картошки фри на таком же огромном блюде. Не глядя на Форда, она поставила блюдо посередине стола и снова удалилась на кухню.
Форд в жизни не подумал бы, что в эти первые после долгой разлуки минуты Кейт произведет на него столь сильное впечатление. В тридцать пять она казалась еще красивее, чем была в двадцать три. Жаль только, что каскад ее непослушных черных волос сменился весьма стильной стрижкой. Необузданная студентка последнего курса в джинсах и мужской рубашке превратилась во взрослую женщину. Последний раз Форд видел ее двенадцать лет назад. А ему казалось, прошло всего несколько дней.
Что-то кольнуло у него внутри. Маскируя странные чувства, он повернулся к Коркоран. Та подавала ему блюдо с бифштексами.
– Надеюсь, ты не вегетарианец, Уайман?
– Совершенно нет. – Он взял аппетитный кусок мяса и передал блюдо дальше, стараясь казаться невозмутимым. Вид Кейт взволновал его больше, чем можно было ожидать.
– Не подумай, будто мы тут каждый день так питаемся, – сказала Коркоран. – Это праздничный ужин в честь твоего появления.
Ложка звякнула о стекло. Хазелиус встал, поднимая руку с бокалом. Разговоры стихли.
– Я подготовил тост в честь новичка… – Он оглядел сидящих за столом. – А где заместитель руководителя?
Распахнулась кухонная дверь. Кейт поспешно подбежала к столу и села рядом с Фордом, по-прежнему не глядя на него.
– Я как раз говорю, что подготовил тост по случаю приезда Уаймана. Уайман Форд, добро пожаловать в нашу команду!
Форд неотрывно смотрел на Хазелиуса, но все его внимание было приковано к стройной Кейт, сидевшей совсем рядом, к ее теплу и аромату.
– Вы все прекрасно знаете, что Уайман – антрополог, – продолжал Хазелиус. – Предмет его изучения – человек. А это, друзья, гораздо более сложная штука, чем все то, над чем корпим мы с вами. – Он выше поднял руку с бокалом. – Надеюсь, мы очень скоро и благополучно познакомимся ближе, Уайман. Добро пожаловать от нас всех!
Остальные зааплодировали.
– А теперь, прежде чем сесть, я хотел бы сказать пару слов о неприятности, приключившейся вчера ночью… – Хазелиус помолчал. – Мы вовлечены в напряженный процесс поиска, начавшийся с тех пор, как наши предки впервые взглянули на звезды и задались вопросом: что это? Стремление найти ответы на подобные вопросы – одна из величайших заслуг человечества. Люди научились разводить огонь, а века спустя открыли кварк. Это и есть то, что зовется человеческой сущностью. Мы – все тринадцать здесь присутствующих – истинные наследники Прометея, который похитил у богов огонь и передал его людям.
Он многозначительно помолчал.
– Вы прекрасно помните, какая участь постигла Прометея. В наказание боги навеки приковали его к скале. Каждый день прилетает орел и выклевывает его печень, но за ночь она снова отрастает. Умереть Прометей не может, ибо он бессмертен, поэтому и вынужден страдать бесконечно.
В комнате стояла такая тишина, что слышалось потрескивание огня в камине.
– Поиски истины – немыслимо тяжелый труд. Мы с вами знаем это по собственному опыту. – Хазелиус снова поднял бокал. – Выпьем же за наследников Прометея!
Остальные молча осушили бокалы.
– Следующий запуск запланирован на среду, ровно в полдень. Попрошу каждого из вас в оставшееся время сосредоточить на своих задачах максимум внимания.
Хазелиус сел. Все взяли ножи и вилки, и разговоры мало-помалу возобновились. Когда беседа потекла оживленнее, Форд тихо произнес:
– Привет, Кейт.
– Привет, Уайман. – По взгляду Кейт было сложно что-либо понять. – Никак не ожидала тебя здесь увидеть.
– Ты замечательно выглядишь.
– Спасибо.
– Заместитель руководителя. Звучит внушительно. – Изучая ее досье, Форд в некотором смысле чувствовал себя извращенцем, но ничего не мог с собой поделать и вчитывался в каждое слово. Жизнь Кейт с тех пор, как они расстались, складывалась отнюдь не благополучно.
– А ты? Почему махнул рукой на работу в ЦРУ?
– С ЦРУ покончено.
– Теперь занимаешься антропологией?
– Да.
На том разговор и прекратился. Звук ее голоса, его напевность, живость, даже едва заметная шепелявость взволновали Форда сильнее, чем привлекательная наружность. Перед его глазами вновь воскресли воспоминания. Смешно, ведь они расстались сотню лет назад. У Форда за это время было с полдюжины романов и законный брак. К тому же они разошлись с Кейт не тихо и мирно, не предложили друг другу остаться друзьями, а наговорили такого, чего вовек не забудешь.
Кейт отвернулась и завела беседу со вторым соседом. Форд, глубоко погруженный в мысли, сделал глоток вина. Память перенесла его в тот день, когда он впервые увидел Кейт в Массачусетском технологическом институте. Как-то раз, придя после занятий в библиотеку, он отправился на поиски тихого уголка и заметил лежащую под столом девушку. Зрелище, само собой, поразило его необычностью. Стройная и свеженькая, с тонкими чертами лица, которые свидетельствовали о смеси азиатской и европейской кровей, она спала, подложив под щеку руку, и походила на отдыхающую газель. Длинные блестящие волосы рассыпались по ковру. Ямка у основания ее белой шеи показалась тогда Форду чрезвычайно эротичной. Он бесстыдно рассматривал девушку, упиваясь безмятежностью и красотой ее сна. Прикоснуться к ней он даже не думал, а просто разглядывал каждую ее черточку.
На щеку незнакомке села муха. Девушка приподняла голову, распахнула темно-карие глаза и взглянула прямо на Форда. Он почувствовал себя правонарушителем, застигнутым на месте преступления.
Она покраснела и неловко выползла из-под стола.
– Чего тебе?
– Мне показалось, тебе плохо, – пробормотал Форд.
Ее взгляд потеплел.
– Да, странно, наверное… – смущенно пробормотала она. – Лежу себе на полу… Обычно в это время тут никого. А мне, чтобы взбодриться, достаточно подремать минут десять.
Форд заверил ее, что он всего лишь испугался за ее здоровье. Она, будто между прочим, сказала, что, прежде чем засесть за учебники, сходит и выпьет двойной эспрессо. Он ответил, что тоже не откажется от чашечки. Так и состоялось их первое свидание.
Они были слишком разные. Отчасти поэтому, наверное, и понравились друг другу. Кейт родилась и выросла в небольшом городишке, в небогатой семье. Форд был представителем столичной элиты. Она слушала «Блонди», он любил Баха. Она, бывало, курила марихуану, он не признавал наркотиков. Он был католиком, она – завзятой атеисткой. Он умел быть сдержанным, она слыла бунтарем, даже сорвиголовой. На втором свидании не он, а она первая его поцеловала. И при всем при этом ей среди студентов удавалось быть лучшей из лучших. О ней отзывались почти как о гении. Ее блестящий ум пугал и вместе с тем притягивал Форда. Она была одержима идеей познать суть человеческой природы, смело выступала против несправедливости, участвовала в демонстрациях и писала письма редакторам газет. Порой они спорили на политические или религиозные темы ночь напролет. Кейт с поразительной чуткостью умела разгадывать загадки человеческой психики, хоть и высказывала свою точку зрения излишне эмоционально.