— Он, знаете ли, вполне доступен, — сказала она.
Кристина принесла карточку домой и отдала мне. Я отложил ее, полагая, что ни при каких обстоятельствах не могу запросто соваться в самую знаменитую и безупречно аристократичную семью Флоренции, как бы «доступна» она ни была.
Домишко, который мы сняли в Джоголи, стоял высоко на склоне холма в тени кипарисов и зонтичных сосен. Я превратил дальнюю спальню в рабочий кабинет, где собирался писать свой роман. Единственное окно смотрело вдоль трех кипарисов, поверх соседской крыши из красной черепицы, на зеленые холмы Тосканы.
В сердце земель Монстра.
Несколько недель после того, как я услышал от Специ историю Флорентийского Монстра, у меня из головы не шло преступление, случившееся у самого нашего порога. В один осенний день, после мучительной борьбы с романом о Мазаччо, я вышел из дома и поднялся через рощу к травянистой лужайке, чтобы своими глазами взглянуть на это место. С красивой лужайки открывался широкий вид на флорентийские холмы, тянущиеся к невысоким горам на юге. Хрусткий осенний воздух дохнул растертыми листьями мяты и горелой травой. Иные утверждают, что зло навсегда остается в подобных местах, как зловещая зараза, но я не ощущал ничего подобного. Это место было вне добра и зла. Я постоял там, тщетно стараясь обрести проблеск понимания, и поймал себя на том, что помимо воли мысленно вое произвожу обстановку после преступления: представляю, как стоял «фольксваген», слышу бесконечно звучащую запись мелодии из «Бегущего по лезвию бритвы», вплетающуюся в ужас убийства.
Я перевел дыхание. Внизу, в соседском винограднике собирали виноград, и я видел, как люди проходят между рядами лоз, складывая гроздья в моторные трехколесные тележки. Я закрыл глаза и услышал голоса местности: крик петуха, далекий звон церковных колоколов, лай собаки, зов невидимой женщины, собирающей своих детей.
История Флорентийского Монстра проникала в меня.
Мы со Специ подружились. Примерно через три месяца после нашего знакомства я, не будучи в силах стряхнуть с себя воспоминания об истории Монстра, предложил ему написать совместную статью о Монстре Флоренции для американского журнала. Я иногда писал для «Нью-Йоркера», и вот позвонил своему редактору и протащил эту идею. Мы получили заказ.
Однако прежде чем взяться за перо, мне пришлось пройти интенсивное обучение у «монстролога». Пару раз в неделю я засовывал в рюкзачок свой ноутбук, вытаскивал на улицу велосипед и проезжал десять километров до квартиры Специ. На последнем километре шел убийственный подъем по холму через оливковую рощу. Квартира, где он жил со своей женой-бельгийкой Мириам и дочерью, занимала верхний этаж старой виллы. В ней была гостиная, столовая и терраса с видом на Флоренцию. Работал Специ на чердачке, забитом книгами, бумагами, рисунками и фотографиями.
Приезжая, я заставал Специ в столовой, с неизбежной сигаретой «Голуаз» во рту. В воздухе слоями плыл дым, на столе были разложены бумаги и фотографии. Пока мы работали, Мириам без перебоев носила нам эспрессо в крошечных чашечках. Специ, когда она собиралась войти, всегда убирал снимки со сценами мест преступлений.
Первым заданием Марио Специ было ввести меня в курс дела. Мы прошли историю в хронологическом порядке, с мельчайшими подробностями, время от времени вытаскивая из груды бумаг документ или снимок в качестве иллюстрации. Вся работа шла на итальянском, потому что Специ владел английским на самом элементарном уровне, а я решил использовать эту возможность, чтобы получше изучить язык. Пока он говорил, я бешено стучал по клавишам ноутбука.
— Мило, э? — частенько говорил он, закончив описывать очередной случай, демонстрирующий вопиющую некомпетентность следствия.
— Si, professore, — отзывался я.
У него не было окончательно сложившегося взгляда на дело. Он не располагал ничем, кроме презрения к теориям заговора, выдуманным сатанинским ритуалам, тайным вдохновителям и средневековым культам. Он полагал, что правильным окажется самое простое и очевидное решение: что Флорентийским Монстром был психопат-одиночка, убивавший парочки ради удовлетворения своего больного либидо.
— Ключ, позволяющий его выследить, — не раз повторял Специ, — это пистолет, использованный при клановом убийстве в 1968 году. Проследите этот пистолет и найдете Монстра.
В апреле, когда виноградники на склонах холмов дали первые свежие побеги, Специ повез меня на место убийства 1984 года, под Виккьо, где погибли Пия Ронтини и Клаудио Стефаначчи. Виккьо лежит к северу от Флоренции в области, известной как Муджелло. Холмы там становятся крутыми и недоступными, переходя в предгорья Апеннинского хребта. Пастухи с Сардинии, перебравшись в Тоскану, заселили эти места в начале шестидесятых и пасли овец на горных лугах. Их сыры «пикорино» ценились так высоко, что стали фирменными сырами Тосканы.
Мы ехали по проселочной дороге вдоль шумной речки. С тех пор как Специ был здесь в последний раз, прошли годы, и нам пришлось несколько раз останавливаться, прежде чем мы нашли нужное место. Ответвляющаяся дорога вывела на заросшую травой колею в месте, которое местные называли Ла Боскетта, «Лесок». Мы оставили машину и вошли в него. Колея обрывалась у подножия холма, заросшего дубами, расступавшимися с одной стороны перед полем с лекарственными травами. Старинный каменный крестьянский дом с терракотовой крышей стоял в нескольких сотнях ярдов дальше. Ручей, скрытый тополями, шумел в долине под нами. За крестьянским домом земля поднималась, холмы чередой уходили в голубые горы. Изумрудные пастбища прорезали склоны и подножия холмов. По этим пастбищам бродил в конце тринадцатого века художник Джотто, пас овец, грезил наяву и рисовал картины на земле.
В конце колеи оказался памятник жертвам убийства — два белых креста на травянистом пятачке. Пластмассовые цветы, выгоревшие на солнце, в двух стеклянных банках. На перекладины крестов клали монетки; это святилище стало местом паломничества местной молодежи, оставлявшей монетки в залог любви. Солнце заливало долину, пахло цветами и свежевспаханной землей. Кругом порхали бабочки, в лесу щебетали птицы, пушистые белые облачка скользили по голубому небу.
С сигаретой в руке Марио описывал мне сцену преступления, а я делал заметки. Он показал, где стояла голубая «панда» любовников и где, должно быть, в густых зарослях прятался убийца. Указал, где валялись гильзы, выброшенные выстрелами так, что прослеживались передвижения стрелка. Тело парня нашли на заднем сиденье: тот свернулся почти в позе зародыша, стараясь защититься. Убийца сделал смертельный выстрел, после чего несколько раз ударил ножом между ребер — то ли ради уверенности, что убил насмерть, то ли в знак презрения.
— Это случилось после 9:40, — сказал Специ и указал на поле за рекой. — Нам это известно, потому что крестьянин, распахивавший поле вечером, когда спала жара, слышал выстрелы. Он принял их за выхлоп мотора.
Я следом за Марио вышел на поляну.
— Он протащил тело и положил его здесь — так, что видно от дома. До нелепости открытое место. — Рукой с сигаретой он ткнул в сторону крестьянского дома. От руки потянулись струйки дыма. — Ужасное было зрелище. Я никогда его не забуду. Пия лежала на спине, раскинув руки, как распятая. Ярко-голубые глаза были открыты и неподвижно смотрели в небо. Страшно говорить об этом, но я невольно заметил, как она красива.