— А вот почему они не повернули отсюда обратно, я вам сказать не могу. Наверное, в их каноэ сидел демон и нашептывал в уши всякое вранье.
Они медленно продвигались дальше. Болото казалось бесконечным. Лодка чертила килем по дну и частенько застревала, так что пассажирам надо было вылезать из нее и толкать. То и дело приходилось возвращаться и повторять мучительный маршрут. Внезапно дон Альфонсо насторожился. Чори перестал отталкиваться шестом, и индейцы прислушались. Теперь и Том услышал: где-то далеко звал на помощь обезумевший от ужаса человек.
Он вскочил на ноги и сложил ладони рупором:
— Вернон!
Наступила внезапная тишина.
— Вернон! Это я — Том!
Снова раздались отчаянные, нечеловеческие вопли.
— Это он! — бросил спутникам Бродбент. — Нам надо спешить.
Чори сильно оттолкнулся, и вскоре в болотных сумерках проступил неясный силуэт каноэ. На носу кричал и размахивал руками человек. Это оказался Вернон. Он был в истерике, но по крайней мере держался на ногах.
— Быстрее! — умолял Том.
Чори изо всех сил упирался шестом, и вскоре они подплыли к стоявшему суденышку. Том перетянул брата в свое каноэ, и тот упал в его объятия.
— Скажи, что я не умер! — кричал он.
— Ты не умер. Ты в порядке, — успокаивал его Том. — Мы нашли тебя.
Вернон разразился рыданиями, а Том сжимал его в объятиях, и у него возникло ощущение дежа-вю: как-то раз, когда брат возвращался из школы, за ним по улице погнались хулиганы. Прибежав домой, он, рыдая и дрожа щуплым телом, кинулся к Тому. Тогда Тому пришлось выйти из дома и, младшему, драться за своего старшего брата.
— Все в порядке, — повторял он. — Все в порядке. Мы с тобой. Ты в безопасности.
— Слава Богу! А то я уже решил, что конец!.. — Вернон прерывисто вздохнул.
Том помог ему сесть. Его поразила внешность брата. Шея и лицо распухли от укусов, из царапин сочилась кровь, одежда невыразимо грязная, волосы слиплись, на голове колтун. Худоба казалась сильнее обычного.
— Ты как. ничего? — спросил Том.
— Ничего, если не считать, что меня чуть не сожрали заживо. А так — жив, только очень испугался. — Вернон провел рукавом по почерневшему лицу, но не стер грязь, а только сильнее размазал. И снова захлебнулся рыданием.
Том внимательно посмотрел на брата: его больше беспокоил рассудок Вернона, а не физическое состояние. И решил: как только они возвратятся в лагерь, он отправит Вернона с Пинго в цивилизованный мир.
— Дон Альфонсо, — кивнул он индейцу, — поворачивайте назад…
— А как же Учитель? — перебил его Вернон.
— Учитель? — не понял брат.
— Он болен. Там, в лодке.
Том перегнулся через борт и заглянул в каноэ. На дне, под грудой сырых вещей, в насквозь промокшем спальном мешке лежал человек. Его лицо чудовищно распухло, седые волосы и борода спутались. Он был в полном сознании и молча мрачно смотрел на Тома.
— Кто это?
— Мой Учитель из ашрама.
— Какого черта он здесь делает?
— Мы с ним вместе.
— И что с ним такое?
— Лихорадка. А два дня назад перестал говорить.
Том взял аптечку и перелез в другое каноэ. Учитель следил за каждым его движением. Том потрогал его лоб — человек буквально горел. Пульс нитевидный, быстрый. Том выслушал его стетоскопом. В легких оказалось чисто, и сердце билось нормально, хотя слишком часто. Том ввел больному антибиотик широкого спектра и противомалярийный препарат. Без серьезных анализов больше он ничем помочь не мог.
— Что это за вид лихорадки? — спросил Вернон.
— Можно понять, только сделав анализ крови.
— Он умрет?
— Не имею представления. — Том перешел на испанский и повернулся к дону Альфонсо: — Вы способны определить, что у него такое?
Индеец перелез в их каноэ и склонился над больным. Похлопал по груди, заглянул в глаза, пощупал пульс, посмотрел на ладони и поднял голову.
— Да, я прекрасно знаю этот недуг.
— Как он называется?
— Смерть.
— Нет! — заволновался Вернон. — Не говорите так! Он не умрет?
Том уже пожалел, что спросил мнение дона Альфонсо.
— Мы заберем его в лагерь. Пинго поведет его каноэ, а я — наше. — Он повернулся к брату: — Мы нашли одного мертвого проводника. А где другой?
— На него ночью прыгнул ягуар и затащил на дерево. — Вернон поежился. — Мы слышали, как он кричал, и хруст костей. Это было так… — Он не договорил. — Том, вытащи меня отсюда.
— Сейчас, сейчас, — отозвался брат. — Я отправлю тебя и Учителя с Пинго в Брус.
В лагерь они приплыли уже затемно. Том поставил палатку, и они перенесли из лодки Учителя и положили внутрь. Больной отказывался от еды, по-прежнему молчал, только смотрел так, что сжималось сердце. Том сомневался, что он сохранил рассудок.
Вернон решил провести ночь в той же палатке, а наутро, как только солнце окрасило верхушки деревьев, позвал на помощь. Первым прибежал на зов Том. Учитель в крайне возбужденном состоянии сидел в спальном мешке. Его лицо побледнело, кожа высохла. Глаза блестели, словно осколки синего фарфора, и дико блуждали, ни на чем не останавливаясь. Пальцы хватали воздух. Внезапно больной заговорил.
— Вернон, ты где? — выкрикнул он и стал шарить руками. — Боже мой, Вернон, где я?
Том с ужасом понял, что больной ослеп. Вернон встал на колени и взял несчастного за руку.
— Я здесь, Учитель. Мы в палатке. Мы отвезем вас в Америку. Все будет хорошо.
— Какой же я был дурак! — От напряжения губы Учителя перекосились, при каждом звуке изо рта вылетали брызги слюны.
— Учитель, пожалуйста… Пожалуйста, не волнуйтесь. Мы едем домой — в ашрам.
— Я имел все! — ревел больной. — Деньги! Трахал девочку-подростка. Дом на море. Меня окружали обожатели. У меня было абсолютно все! — У него выступили вены на лбу; изо рта сочилась слюна и свисала с подбородка. Тело сотрясали жестокие конвульсии, и Тому показалось, что он слышит, как бряцают кости. Незрячие глаза, словно бильярдные шары, бешено вращались в орбитах.
— Учитель, мы отправим вас в больницу. Не говорите… все будет хорошо…
— Но мне показалось мало. И я, идиот, захотел еще. Захотел сто миллионов долларов! И вот взгляните, что со мной приключилось! — Проревев последнее слово, он опрокинулся навзничь. Послышался шлепок вроде того, с каким падает на пол уснувшая рыба. Учитель остался лежать с широко открытыми глазами, но они стекленели.
Учитель умер.
Вернон смотрел в ужасе, не в состоянии произнести ни слова. Том положил руку на плечо брату и почувствовал, что тот дрожит. Они стали свидетелями очень дурной смерти.