Чип, выпучив глаза, посмотрел на Карла и снова на Довера.
– Христос и Веи, о чем ты говоришь? – сказал он. – Программисты умерли! Уни… он работает сам по себе, у него нет…
Довер смотрел куда-то за Чипа, улыбаясь. Тишина заполнила комнату.
Чип обернулся.
Человек в улыбающейся маске, похожей на Веи (наяву ли это все происходит?) приближался к нему пружинящей походкой, в красном шелковом комбинезоне с высоким воротником.
– Ничего не работает само по себе, – произнес он голосом высоким, но сильным, губы его улыбающейся маски шевелились, как настоящие. (Но маска ли это? – желтая кожа туго натянутая на острые скулы, блестящие глаза-щели, остатки седых волос на желтом черепе?) – Ты, должно быть, Чип, с зеленым глазом, – сказал человек. улыбаясь и протягивая руку. – Тебе придется рассказать мне, что было не так с именем «Ли», что тебе захотелось его поменять.
Вокруг них поднялся смех.
Протянутая рука была нормального цвета и молодая. Чип взял ее («Я схожу с ума», думал он), и рука сильно схватила его руку, больно стиснула на мгновение костяшки пальцев.
– А ты Карл, – сказал человек, поворачиваясь и снова протягивая руку. – Вот если бы ты поменял свое имя, я бы тебя понял, – смех стал громче. – Пожми руку, – сказал человек, улыбаясь. – Не бойся.
Карл пожал.
Чип сказал:
– Вы…
– Веи, – сказал человек, его глаза-щели засверкали. – Отсюда и выше – да, – он дотронулся до высокого ворота своего комбинезона. – Отсюда и ниже, – сказал он, – я – несколько разных членов, главным образом Иисус РЕ, который победил в десятиборье в 163 году, – он улыбнулся Чипу и Карлу. – Ты когда-нибудь играл в мяч, прыгал через веревочку? «Веи, Вуд, Христос и Маркс; только Веи жив сейчас». Это до сих пор правда, видите. «Устами младенцев».
Проходите, садитесь, вы, наверное, устали. Почему вы не могли спуститься на лифте, как все остальные? Довер, приятно видеть тебя снова. Ты провел все очень хорошо, кроме этого случая на мосту в 013.
Они сидели на глубоких и удобных красных стульях, пили бледно-желтое, с терпким привкусом вино из блистающих стаканов, ели сладко затушенные кубики мяса и рыбы, и кто знает что, принесенное на восхитительных белых тарелках молодыми членами, которые улыбались им с восхищением – и пока они сидели, ели и пили, они разговаривали с Веи.
С Веи!
Сколько лет этой желтой голове с растянутой кожей, живой и говорящей, этому чудовищу на гибком туловище в красном комбинезоне, которое легко потянулось за сигаретой, небрежно закинуло ногу за ногу? Его последний юбилей – сколько лет со дня рождения: двести шесть, двести семь?
Веи умер в возрасте шестидесяти лет, через двадцать пять лет после Объединения. За несколько поколений до постройки Уни, который запрограммировали его «духовные наследники», которые умерли, разумеется, в шестьдесят два года. Так учили Семью.
И вот он сидит – пьет, ест, курит. Мужчины и женщины стояли вокруг него, он, казалось, не замечал их.
– Все эти острова сначала были бастионами первых неизлечимых, а затем, как ты говоришь, «больничными изоляторами», в которые мы позволяли неизлечимым «убежать», хотя мы и не были так добры в те дни, чтобы предоставлять лодки, – Веи улыбнулся и затянулся сигаретой. – Потом, однако, – сказал он, – я нашел островам лучшее применение, и теперь они служат нам, простите меня, заповедниками дикой жизни, где могут возникнуть и утвердиться естественные лидеры, в точности так, как сделали вы. Теперь мы предоставляем лодки и карты довольно косвенным образом и «пастухов», как Довер, которые сопровождают возвращающихся членов и предотвращают насилие настолько, насколько возможно. И предотвращают, разумеется, последнее задуманное насилие, разрушение Уни – хотя обычная цель – это витрина для посетителей, так что реальной опасности все равно нет.
Чип сказал:
– Я не знаю, где я.
Карл, накалывая кубик мяса на маленькую золотую вилку, сказал:
– Спишь в парковой зоне, – и мужчины и женщины рядом рассмеялись.
Веи, улыбаясь, сказал:
– Да, это отнюдь не успокаивающее открытие, я уверен. Компьютер, который, как вы думали, был неизменный и неконтролируемый хозяин Семьи, на самом деле слуга Семьи, контролируемый такими же членами, как вы – предприимчивыми, думающими и неравнодушными. Его цели и образ действий изменяются постоянно, в соответствии с решениями Высшего Совета и четырнадцати педсоветов. Мы наслаждаемся роскошью, как видите, но на нас лежит ответственность, которая более не оправдывает эту роскошь. Завтра вы начнете учиться.
Сейчас, однако, – он подался вперед и ткнул сигарету в пепельницу, – очень поздно, благодаря вашему пристрастию к тоннелям. Вас проводят в ваши комнаты, я надеюсь, вы найдете их достойными такой далекой прогулки, – он улыбнулся и встал.
Чип и Карл встали вместе с ним. Веи протянул Карлу руку.
– Поздравляю, Карл, – сказал он. – И тебя, Чип, поздравляю. Мы давно подозревали, что раньше или позже ты придешь. Мы рады, что ты не разочаровал нас. То есть, я рад; трудно не говорить так, как будто Уни тоже способен чувствовать, – он отвернулся, и вокруг них столпились люди, которые жали их руки и говорили:
– Поздравляем, мы не думали, что вы доберетесь раньше Дня Объединения, это ужасно, правда, когда вы входите, а все тут сидят. Поздравляем! Вы привыкните к тому, что здесь есть, поздравляем!
Комната была большая и бледно-голубая, с широкой бледно-голубой шелковой постелью с множеством подушек, с большой картиной, изображающей плавающие водяные лилии, со столом, на котором стояли закрытые тарелки и графины, с темно-зелеными креслами и с вазой белых и желтых хризантем на длинном бюро.
– Тут красиво, – сказал Чип. – Спасибо. Девушка, которая привела его сюда – обычного вида член лет шестнадцати или около, в белом паплоне – сказала:
– Сядь, и я сниму твои… – она указала на его ступни.
– Ботинки, – сказал Чип, улыбаясь. – Нет, спасибо, сестра, я могу сделать это сам.
– Дочь, – сказала она.
– Дочь?
– Программисты – наши Отцы и Матери, – сказала она.
– Ох, – произнес Чип. – Хорошо. Спасибо, дочь. Ты можешь идти.
Она удивленно и обиженно посмотрела на него.
– Я должна остаться и заботиться о тебе, – сказала она. – Мы обе, – она кивнула в сторону открытой двери за кроватью.
За дверью горел свет, доносился звук бегущей воды.
Чип заглянул в комнату.
Это оказалась бледно-голубая ванная, большая и сверкающая; еще одна девушка в белом паплоне, стоя на коленях перед наполняющейся ванной, болтала рукой в воде. Она обернулась и сказала:
– Привет, отец.
– Привет, – ответил Чип.
Опершись рукой о косяк, он оглянулся на девушку, снимающую покрывало с кровати и тут же перевел взгляд на ту, что была в ванной.