– Возьмите ее! – вскричала Риа. – Возьмите эту убийцу и зажарьте ее с красными руками! Гори огнем!

– Гори огнем! – с готовностью отозвалась толпа. Лес рук вырос в пронизанном лунным светом воздухе. Послышались взрывы петард, детский смех, предвкушающий невиданное зрелище.

Сюзан сняли с возка, подняли в воздух, и она поплыла над головами к деревянной пирамиде, передаваемая с рук на руки, словно героиня, вернувшаяся домой с победоносной войны. А луна смотрела на все это с недосягаемых высот.

– Птички и рыбки, медведи и зайки, – шептала Сюзан, когда ее сначала опустили, а потом бросили спиной на деревянную пирамиду, заполнив ее телом недостающий сегмент в кольце пугал.

– Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ! – в унисон скандировала толпа.

– Птички и рыбки, медведи и зайки.

Стараясь вспомнить, как он танцевал с ней в ту ночь. Стараясь вспомнить, как они любили друг друга в ивовой роще. Стараясь вспомнить их первую встречу на ночной дороге: «Спасибо, сэй, хорошо, что мы встретились». Его слова. И да, несмотря ни на что, несмотря на то, что ее соседи внезапно превратились в страшных гоблинов, пляшущих под луной, несмотря на боль и предательство, несмотря на грозящую ей страшную смерть, он сказал правду: хорошо, что они встретились, очень хорошо.

– Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ!

Подходили женщины и складывали у ее ног сухие вылущенные кукурузные початки. Некоторые из них угощали ее оплеухами (она не обращала внимания: избитое лицо давно онемело). Одна, Мига Альварес, чью дочь Сюзан учила верховой езде, плюнула ей в глаза, вскинула руки к небу и расхохоталась. На мгновение взгляд Сюзан остановился на Корал Торин, увешанной амулетами. Она вывалила на Сюзан охапку сухих листьев, осыпавших ее шуршащим дождем.

А потом вновь появились ее тетка и Риа. Обе с факелами. Они встали перед ней, Сюзан почувствовала идущий от факелов жар. Риа взметнула факел к луне.

– ГОРИ ОГНЕМ! – скрипучим старческим голосом выкрикнула она.

– ГОРИ ОГНЕМ! – громом отозвалась толпа.

Подняла свой факел и Корделия.

– ПРИХОДИ, ЖАТВА!

– ПРИХОДИ, ЖАТВА! – громом отозвалась толпа.

– А теперь, сука, – проворковала Риа, – тебя ждут куда более жаркие поцелуи, чем те, которыми ублажал тебя твой любовник.

– Умри, неверная. – прошептала Корделия. – Жизнь – урожаю, смерть – тебе.

Она первой швырнула факел в груду сухих вылущенных початков у ног Сюзан. Риа отстала от нее на секунду. Початки вспыхнули сразу же, залив лицо Сюзан желтым светом.

В последний раз она набрала полную грудь холодного воздуха, согрела своим сердцем и выпустила криком, несломленная, непокоренная:

– РОЛАНД, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!

Толпа подалась назад, словно наконец-то осознав, что произошло, только теперь, слишком поздно, когда никто ничего не мог изменить: у костра, зажженного в честь праздника Жатвы, сидело не пугало, а очаровательная девушка, одна из них, с выкрашенными красной краской, как у пугала, руками. Они могли бы спасти ее, будь у них в запасе еще секунда, некоторые, во всяком случае, могли бы, но опоздали и они. Деревянная пирамида занялась: ее штаны занялись: ее рубашка занялась: ее длинные белокурые волосы вспыхнули, как корона.

– РОЛАНД, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

На конце своей жизни она чувствовала тепло – не боль. Ей хватило времени, чтобы вспомнить его глаза того оттенка синевы, каким бывает небо на рассвете. Ей хватило времени, чтобы вспомнить его мчащимся на Быстром по Спуску, с черными волосами, выбивающимися из-под шляпы. Ей хватило времени, чтобы вспомнить, как легко и беззаботно он смеялся, чего уже никогда не будет в той долгой жизни, которую он проживет без нее, и этот смех она взяла с собой, когда светом и жаром вознеслась в черное небо, вновь и вновь восклицая его имя, призывая птичек и рыбок, медведей и заек.

26

Под конец с губ его срывались уже не слова, а бессвязные звуки. Он выл, как смертельно раненное животное. Руки его сплавились с шаром, который пульсировал, как сердце бегуна. В нем он видел, как она горела.

Катберт попытался отнять у Роланда проклятый кристалл, но не смог. И тогда решился на отчаянный шаг – выхватил револьвер, нацелил на хрустальный шар, взвел курок. Он, конечно же, ранил бы Роланда, осколки стекла могли ослепить его, но иного выбора не было: Колдовская радуга точно убила бы Роланда, если бы они ничего не предприняли.

Но стрелять ему не пришлось. Словно увидев револьвер Катберта и поняв, что может произойти, хрустальный шар мгновенно почернел, мертвым грузом повиснув в руках Роланда. И тело стрелка, с закаменевшими мышцами, вибрирующее от невероятного напряжения, обмякло. Он рухнул как подкошенный, и пальцы его наконец-то отлепились он магического кристалла. Он упал Роланду на живот, скатился с него на землю и замер у одной из его распростертых рук. Ничего не светилось в темных глубинах шара за исключением злобной оранжевой искорки – крошечного отражения Демонической Луны.

Ален смотрел на кристалл с отвращением и страхом, как смотрят на злобное животное, которое спит… но, проснувшись, вновь укусит при первом удобном случае.

Он шагнул к шару с твердым намерением растереть его в порошок.

– Не смей, – остановил его хриплый голос Катберта. Стоя на коленях у безжизненного тела Роланда, он поднял голову, повернулся к Алену. Луна превратила его глаза в два блестящих камешка. – Не смей, после тех несчастий и смертей, через которые мы прошли, чтобы завладеть им. Не смей даже думать об этом.

Ален заколебался. Подумал о том, что все равно должен уничтожить это проклятое создание человеческого разума… несчастья, которые они пережили, не шли ни в какое сравнение со всеми теми несчастьями, которые еще мог принести этот магический кристалл. Это же машина по созданию несчастий, вот что это такое, и именно шар убил Сюзан Дельгадо. Ален не видел того, что видел Роланд в его глубинах, но лицо своего друга он видел, и этого хватило с лихвой. Магический кристалл убил Сюзан и будет убивать других, если останется в целости и сохранности.

Но потом Ален подумал о ка и отступил от шара. О чем впоследствии горько сожалел.

– Положи его в мешок, – распорядился Катберт. – и помоги мне с Роландом. Мы должны увезти его отсюда.

Мешок лежал на земле, там, где его бросил Роланд. Ветер чуть шевелил мешковину. Ален поднял шар, с отвращением прикоснувшись к его гладкой поверхности, ожидая, что он оживет под его руками. Не ожил. Ален сунул его в мешок, затянул веревку, забросил на плечо. Затем опустился на колени около Роланда.