Она бросилась к своему кошелю, висевшему на крючке у плиты. Начала в нем рыться, но ее движения как-то сразу потеряли быстроту и убедительность. Слева от кухонной двери висело овальное зеркало, и в нем Сюзан поймало отражение лица тети Корд. От увиденного, а на лице Корделии смешались ненависть, отвращение, алчность, Сюзан стало нехорошо.

– Не суетись, тетя. Вижу, как тяжело тебе расставаться с ними, да я их и не возьму. Это грязные деньги.

Тетя Корд повернулась к ней, разом забыв про кошель, замахала руками.

– Никакой грязи здесь нет, что ты несешь. Разве ты не знаешь, что некоторые величайшие женщины в истории становились наложницами. А сколько великих людей родили наложницы! Это не грязь!

Сюзан сорвала с плечиков красную шелковую блузу и потрясла перед собой. Материя облегла ее грудь, словно только и мечтала к ней припасть.

– Тогда почему он присылает мне одежду шлюх?

– Сюзан! – Слезы брызнули из глаз Корделии. Сюзан швырнула в нее блузу, как чуть раньше – дольки апельсина. Она упала на туфли Корделии.

– Подними ее и носи сама, если она тебе так нравится. Можешь заодно раздвинуть перед ним ноги, если тебе того хочется.

Сюзан развернулась и выскочила за дверь. А вслед несся истерический крик Корделии:

– Нельзя тебе выходить из дома с такими глупыми мыслями. Сюзан! Глупые мысли ведут к глупым поступкам, а что-то менять уже поздно! Ты согласилась!

Она это знала. И как бы быстро ни гнала Пилона вдоль Спуска, от своей судьбы Сюзан убежать не могла. Она согласилась, и Пат Дельгадо мог ужаснуться принятому ею решению, но все равно сказал бы ей: Ты дала слово, а слово надо держать. Тем, кто его не держит, прямая дорога в ад.

3

Сюзан придержала Пилона, хотя тот еще совсем не выдохся. Оглянулась, увидела, что отмахала никак не меньше мили, вновь снизила скорость, пустила коня легким галопом, рысью, наконец перешла на быстрый шаг. Глубоко вдохнула, шумно выдохнула. И впервые за утро отметила красоту начинающегося дня… чайки, лениво кружащие в воздухе, высокая трава и цветы, цветы, цветы: васильки и люпин, флоксы и ее любимые, нежные голубые, незабудки. Со всех сторон доносилось монотонное жужжание пчел. Звук этот успокаивал, высокий прилив эмоций пошел на спад, она смогла признаться себе… признать, а потом и озвучить причину своей нервозности.

– Уилл Диаборн. – Она задрожала всем телом, едва эти слова сорвались с губ, хотя услышать ее могли только пчелы да Пилон. Повторила их вновь, а потом резко поднесла ко рту запястье и поцеловала там, где пульс бился под самой кожей. Движение это шокировало ее, потому что она не знала, что должно за этим последовать, но еще больше шокировало другое: вкус собственных кожи и пота мгновенно возбудил ее. Она почувствовала неодолимое желание «остудиться», как уже «остужала» себя в постели после первой их встречи. Судя по ее состоянию, много времени на это бы не ушло.

Но вместо этого Сюзан прорычала любимую присказку отца: «Да пошли вы все!» – и сплюнула мимо сапога. Именно Уилл Диаборн нес ответственность за то, что последние три недели перевернули всю ее жизнь, Уилл Диаборн с его синими глазами, шапкой темных волос, высокомерный, присвоивший себе право судить других. Я могу быть благоразумным, сэй. Что же касается, порядочности… Я изумлен, что вы знаете это слово.

Всякий раз, когда она вспоминала его слова, кровь у нее закипала от злости и стыда. Больше от злости. Как он посмел судить ее? Он, выросший в роскоши, несомненно, окруженный слугами, готовыми выполнить любую его причуду, не знающий недостатка ни в золоте, ни в серебре. То, что он хотел, он получал бесплатно, полагая, что иначе и быть не может. Что этот мальчишка – а кто он такой, как не мальчишка? – мог знать, какой кровью далось ей это решение? Разве мистер Уилл Диаборн из Хемпхилла мог понять, что выбора у нее практически не было? Что ее подвели к этому решению, как кошка-мать приносит расшалившегося котенка к коробке, где ему положено сидеть, – за шкирку.

Однако он не выходил у нее из головы. Она знала в отличие от тети Корд, что именно он, невидимый, присутствовал в их доме во время утренней ссоры.

Знала она и кое-что еще, то самое, что могло бесконечно расстроить ее тетушку. Уилл Диаборн тоже не мог ее забыть.

4

Примерно через неделю после званого обеда и тех ужасных слов, что бросил ей в лицо Диаборн, у дома, в котором жили Сюзан и тетя Корделия, появился слабоумный служка из «Приюта путников», Шими, как все его называли. Он принес большой букет, в основном из луговых цветов, которые росли на Спуске, с несколькими алыми вкраплениями диких роз. Широко улыбаясь, юноша отворил калитку, не дожидаясь приглашения войти.

Сюзан как раз подметала дороже, а тетя Корделия возилась в саду: в последние дни они почитали за лучшее держаться друг от друга подальше.

Сюзан смотрела на приближающегося Шими с удивлением и ужасом. А над букетом сияла его улыбка.

– Добрый день, Сюзан Дельгадо, дочь Пата, – радостно поздоровался Шими. – Я пришел к тебе с поручением и извиняюсь, если в чем-то помешал, да, потому что я вечно всем мешаю и знаю это не хуже других. Это тебе. Вот.

– Сюзан? – раздался из-за угла голос тети Корд… приближающийся голос. – Сюзан, вроде бы скрипнула калитка?

– Да, тетя! – ответила Сюзан. Черт бы побрал острый слух тети Корд! Сюзан выхватила конверт, торчащий между флоксов и маргариток. Он тут же исчез в кармане ее платья.

– Они от моего третьего лучшего друга, – пояснил Шими. – Теперь у меня трое разных друзей. Вот сколько. – Он поднял два пальца, нахмурился, добавил еще два и вновь улыбнулся во весь рот. – Артур Хит мой первый лучший друг. Дик Стокуорт – мой второй лучший друг. Мой третий лучший друг…

– Ш-ш-ш! – яростно прошипела Сюзан, отчего улыбка Шими сразу поблекла. – Ни слова о трех твоих друзьях.

Кровь бросилась ей в лицо, раскрасив щеки, а потом ушла вниз, сначала на шею, потом в ноги. В прошедшие дни в Хэмбри много говорили о трех новых друзьях Шими, собственно, не говорили ни о чем другом. Истории она слышала фантастические, но если они не соответствовали действительности, почему варианты, которые излагали многочисленные свидетели, расходились только в мелких деталях?

Сюзан все еще пыталась прийти в себя, когда из-за угла выплыла тетя Корд. Увидев ее, Шими отступил на шаг, недоумение на его лице сменилось растерянностью. Пчелиные укусы вызывали у Корделии аллергию, поэтому от полей соломенного сомбреро до подола старого халата она закуталась в марлю, отчего стала похожа на призрак. Да еще держала в руке запачканный грязью секатор.