Рон в свою очередь оторопело уставился на Мэри Хортон, на мгновение выйдя из оцепенелого состояния.
— Вы — мисс Хортон? — с трудом проговорил он осипшим после многочасовых переживаний и напряжения голосом.
— Да, я Мэри Хортон. Вы думали, что я ваша ровесница, мистер Мелвилл?
— Да, думал. — Он достаточно овладел собой, чтобы открыть дверь настежь. — Проходите, пожалуйста, мисс Хортон. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы на минутку зайдем в переднюю комнату, прежде чем я провожу вас к Тиму?
— Разумеется, нет.
Она проследовала за Роном, чувствуя себя скованно. Комната походила на хозяйскую спальню, и Мэри задалась вопросом, не тяжело ли будет Рону разговаривать с ней здесь, где они с женой спали вместе каждую ночь на протяжении многих лет. Но он, казалось, не замечал ничего вокруг, не в силах отвести взгляд от ее лица. Она нисколько не походила на женщину, которую он представлял себе, но одновременно была в точности такой, как он представлял. Лицо молодое и без морщин, ей не больше сорока пяти лет, а возможно, и меньше. Но в ней нет ни намека на агрессивную женскую сексуальность: лицо доброе, немного сумрачное, со следами страдания и горя в пронзительных карих глазах и волевой складке рта. Волосы совершенно белые, белее снега. Несмотря на потрясение, вызванное открытием, что она гораздо моложе, чем он думал, Рон сразу проникся доверием к обладательнице этого лица. Суровая, но привлекательная внешность, решил он; вполне подходящая внешность для Мэри Хортон, которую он всегда считал одним из самых добрых, самых щедрых, самых разумных и чутких людей, каких ему доводилось встречать в жизни.
— Мистер Мелвилл, у меня нет слов. Мне безумно жаль, я глубоко сочувствую вам, Тиму и Дони…
— Я знаю, мисс Хортон. Пожалуйста, не надо слов, я все понимаю. Это страшный удар, но мы выдержим. Жаль только, что Эс так и не познакомилась с вами. Как-то у нас дело не дошло до этого.
— Да, и я тоже сожалею об этом. Как там бедный Тим?
— Малость не в себе. Он не вполне понимает, что происходит, знает только, что мама умерла. Мне страшно неловко втягивать вас в это, но я просто не вижу иного выхода. Я не могу позволить Тиму присутствовать на похоронах, но его нельзя оставлять одного, пока нас нет дома.
— Совершенно с вами согласна. Я очень рада, что вам пришло в голову позвонить мне, мистер Мелвилл, и можете быть спокойны, я позабочусь о Тиме. Я тут подумала, а что, если в воскресенье вечером я увезу вас с Тимом в свой коттедж и вы погостите там немного, чтобы оправиться от шока в другой обстановке? Сегодня, завтра и послезавтра мы с Тимом останемся в Сиднее, а в воскресенье вечером я заеду за вами и отвезу вас обоих в свой коттедж. Вы не против?
Лицо у Рона на мгновение исказилось, но он быстро овладел собой.
— Вы очень добры, мисс Хортон, и ради Тима я приму ваше приглашение. Его босс и мой босс не станут возражать, если мы возьмем неделю отпуска.
— Значит, договорились. Дони, наверное, лучше остаться с мужем, как по-вашему? Ей будет спокойнее, если она будет знать, что вы с Тимом не сидите дома одни-одинешеньки.
— Верно, так ей будет спокойнее. Она ведь у нас на восьмом месяце.
— О, я не знала! — Мэри облизала губы, стараясь не смотреть на старую двуспальную кровать у дальней стены. — Может, теперь пойдем поздороваемся с Тимом?
Маленькая группа людей в гостиной производила странное впечатление. Мик и Дони сидели на диване, прижавшись друг к другу, а Тим сидел в своем кресле, сгорбившись и подавшись вперед, вперив невидящий взгляд в экран телевизора. Мэри тихо встала на пороге, глядя на него; у бедняги был хорошо знакомый ей потерянный вид, беззащитный и недоуменный.
— Привет, Тим! — сказала она.
Он вскочил на ноги, охваченный радостью, но одновременно слишком опечаленный, чтобы испытывать радость, а потом застыл на месте, с дергающимся лицом и протянутыми к ней руками. Мэри подошла к нему и взяла за руки, нежно улыбаясь.
— Я приехала, чтобы ненадолго забрать тебя к себе, Тим, — мягко сказала она.
Он резко вырвал руки, залившись краской. Впервые за все время знакомства он чувствовал себя неловко и следил за своими действиями. Невольно взглянув на сестру, Тим увидел выражение гнева и отвращения у нее на лице и некой частью своего существа, достаточно развитой и зрелой, ясно понял: Дони считает, что он совершил непростительный поступок, взяв за руки горячо любимую женщину. Он бессильно опустил дрожащие руки, снова одинокие и пустые, и умоляюще уставился на сестру. Дони поджала губы и вскочила с места, точно разъяренная кошка, переводя гневный взгляд с Тима на Мэри и обратно.
Мэри подошла к ней с протянутой для рукопожатия рукой.
— Привет, Дони. Я Мэри Хортон, — вежливо сказала она.
Дони проигнорировала ее руку.
— Что вы здесь делаете? — резко осведомилась она.
Мэри сделала вид, будто не заметила грубого тона.
— Я приехала за Тимом, — объяснила она.
— А то я не догадываюсь! — Дони презрительно ухмыльнулась. — Нет, вы только посмотрите на себя! Моя мать еще не остыла, а вы уже примчались, сгорая от желания поскорее заполучить в свое пользование бедного глупого Тима! Какого черта вы ввели нас в заблуждение насчет своего возраста? Какими же дураками вы нас выставили, да еще перед моим мужем, ко всему прочему!
— Ох, бога ради, Дони, замолчи! — в отчаянии вмешался Рон.
Дони в бешенстве повернулась к нему.
— Я замолчу, когда скажу все, что собираюсь сказать, ты, жадный старый мерзавец! Чтобы по выходным продавать своего сына-недоумка за несколько жалких долларов! Приятно ли тебе выхлебывать по паре лишних кружек пива в «Сисайде»? Удается ли тебе хоть на миг забыть о позоре? Нет, вы поглядите на нее: пытается тут в наглую сделать вид, будто питает к Тиму непорочное платоническое чувство, сугубо альтруистическое! Знаете, мисс Мэри Хортон, — прошипела она, снова резко поворачиваясь к Мэри, — я вас насквозь вижу! Хитростью заставили нас поверить, будто вам девяносто лет самое малое! Интересно, сколько жителей Серф-стрит сейчас катается от хохота, поскольку они наконец-то хорошенько рассмотрели при свете дня дамочку, принимающую Тима по выходным? Вы сделали нас посмешищем всего квартала, вы, озабоченная старая корова! Если вам нужен мужик, какого черта вы не купили себе жиголо вместо того, чтобы тащить в постель умственного инвалида вроде моего бедного глупого брата? Вы отвратительная, мерзкая, дрянная баба! Почему бы вам не убрать отсюда свою уродливую тушу и не оставить нас в покое?
Мэри стояла посреди гостиной, с бессильно опущенными вдоль тела руками, с пылающими на щеках алыми пятнами. По лицу у нее струились слезы безмолвного протеста против чудовищного обвинения, которое настолько потрясло и раздавило ее, что она не могла сказать ни слова в свое оправдание. У нее не было ни сил, ни желания дать отпор. Рон трясся, словно в лихорадочном ознобе, стискивая руки так крепко, что костяшки пальцев побелели. Тим повалился обратно в свое кресло и поворачивал запрокинутое лицо то к обвинительнице, то к обвиняемой. Совершенно сбитый с толку, он испытывал жестокие душевные муки и странное чувство стыда, причины которого оставались за пределами его понимания. Похоже, Дони против его дружбы с Мэри — но почему, что здесь плохого? Чего такого сделала Мэри? Со стороны Дони несправедливо так кричать на Мэри, но он не знает, что делать, поскольку не понимает, из-за чего поднялся шум. И почему ему так хочется убежать прочь и спрятаться где-нибудь в темном углу, как в тот раз, когда он стащил сладкий пирог, испеченный мамой для подруг из теннисного клуба?