— Ну, что-то вроде того, Тим.

— О! — Он на мгновение задумался. — Тогда я тебе верю, Мэри, я верю, что нам нельзя целоваться. Я никогда раньше не видел Дони такой, и с тех пор она стала враждебно относиться к нам с папой. Через несколько недель она жутко поругалась с папой из-за того, что я езжу к тебе, и теперь никогда не приходит к нам в гости. Раз Дони так себя ведет, значит, это действительно грех. Но с чего она взяла, что ты позволяешь нам целоваться все время? Она плохо тебя знает, Мэри. Ты бы никогда не позволила нам поступать дурно.

— Да, Дони следовало бы понимать это, я согласна, но иногда люди слишком сильно расстраиваются, чтобы соображать ясно, и, в конце концов, она знает меня не так хорошо, как вы с папой.

Тим пристально посмотрел на нее на удивление мудрым взглядом.

— Но папа сразу принял твою сторону, а ведь тогда он тоже совсем не знал тебя.

Рон вышел из-за деревьев, задыхаясь и отдуваясь.

— Все в порядке, Мэри, дорогая?

Она улыбнулась, подмигнув Тиму.

— Да, Рон, все в полном порядке. Мы с Тимом поговорили и во всем разобрались. Никаких серьезных проблем, честное слово, просто недоразумение.

23

Но не все было в порядке. Спящие псы были разбужены, и Мэри имела все основания радоваться, что Рон угасает, ибо в нормальном своем физическом и психическом состоянии он сразу заметил бы перемену в Тиме. А так он вполне довольствовался вновь установившейся веселой и благожелательной атмосферой общения и не смотрел глубже. Только Мэри понимала, что Тим страдает. Она по дюжине раз на дню ловила на себе его жадный, сердитый взгляд, и всякий раз, когда такое случалось, он немедленно выходил из комнаты с виноватым и смятенным видом.

«Ну почему все неизбежно меняется? — спрашивала она себя. — Почему нечто идеальное не может всегда оставаться идеальным?»

«Потому что все мы люди, — отвечал ей рассудок, — потому что мы существа сложные и несовершенные, потому что событие, происшедшее с нами однажды, непременно повторяется и при повторении меняет форму и содержание того, что было раньше».

Вернуться к отношениям, сложившимся между ними на первых порах дружбы, невозможно, а значит, остаются только два варианта: идти вперед или стоять на месте. Но ни один из вариантов не годится. Будь Тим умственно полноценным, она бы попробовала еще раз поговорить с ним, но так очередная попытка только приведет беднягу в смятение и расстроит еще сильнее. Это тупик, подумала она, а потом в отчаянии потрясла головой: ситуация слишком взрывоопасна для просто тупиковой. Значит, завал.

Поначалу она хотела поговорить с Арчи Джонсоном, но потом отказалась от этой мысли. Он человек исключительно умный и доброжелательный, но он никогда н е поймет нюансов ситуации. Эмили Паркер? Она славная старушенция и с самого начала с интересом и участием наблюдала за развитием отношений Мэри с Тимом, но что-то мешало Мэри поделиться своей проблемой с этой яркой представительницей матриархального предместья. В конце концов она позвонила Джону Мартинсону, преподавателю в школе для умственно отсталых детей. Он сразу вспомнил ее.

— Я частенько гадал, куда же вы делись, — сказал он. — Как ваши дела, мисс Хортон?

— Да так себе, мистер Мартинсон. Мне крайне необходимо поговорить с кем-нибудь, и, кроме вас, мне никто не приходит на ум. Простите, ради бога, что нагружаю вас своими проблемами, но я просто не знаю, что делать, и мне требуется квалифицированная помощь. Не могли бы мы с Тимом наведаться к вам?

— Конечно. Завтра после ужина у меня дома вас устроит?

Мэри записала адрес, а потом позвонила Мелвиллам.

— Рон, это Мэри.

— О, добрый день, дорогая. Что-нибудь случилось?

— Да нет, ничего особенного. Ты не возражаешь, если завтра после ужина я возьму Тима с собой в гости?

— Почему бы нет? А к кому?

— К одному учителю, работающему с умственно отсталыми детьми. Он замечательный человек, и я подумала, хорошо бы он посмотрел Тима и посоветовал, какими темпами нам следует продолжать его обучение.

— Поступай, как считаешь нужным, Мэри. До завтра.

— Прекрасно. Да, кстати, лучше не говорить Тиму о предстоящем визите. Мне бы хотелось, чтобы он встретился с этим человеком без подготовки.

— Лады. Пока, дорогая.

Джон Мартинсон жил неподалеку от своей школы, в пригороде Пенрит, расположенном у самого подножия Голубых гор. Тим, привыкший ездить в северном направлении, остался в восторге от поездки в другую сторону от Сиднея. Построудская роскошь Западного хайвэя зачаровала его, и он сидел с приклеенным к стеклу носом, считая ярко освещенные автомобильные салоны, круглосуточные бистро и автокинотеатры.

Большой, но непритязательный дом Мартинсонов, построенный из фибропанелей бледно-розового цвета, звенел детским смехом.

— Давайте пройдем к задней веранде, — предложил Джон Мартинсон, открыв дверь. — Я переоборудовал е е в рабочий кабинет, и там нам не будут мешать.

Коротко представив гостей жене и трем старшим детям, он сразу провел Мэри с Тимом через дом.

Джон Мартинсон разглядывал Тима с любопытством и нескрываемым восхищением. Он достал две квартовые бутылки пива, для себя и для Тима, и завел с ним разговор, удобно устроившись напротив него в большом кресле у письменного стола. С полчаса Мэри молчала, а двое мужчин непринужденно беседовали, потягивая пиво. Учитель Тиму понравился, и он сразу расслабился и принялся охотно рассказывать про коттедж, сад и работу у Гарри Маркхэма, нисколько не подозревая, что специалист составляет о нем мнение.

— Тебе нравятся вестерны, Тим? — наконец спросил Джон Мартинсон.

— О да, я люблю вестерны!

— Знаешь, мне нужно обсудить с мисс Хортон одно дело, и вряд ли тебе будет интересно сидеть здесь и слушать нас. Может, я отведу тебя к своим ребятишкам? Через несколько минут по телевизору начнется отличный вестерн.

Тим радостно отправился смотреть фильм, и, когда хозяин вернулся обратно в кабинет, Мэри уже слышала смех Тима, доносящийся из глубины дома.

— С ним будет все в порядке, мисс Хортон. Моя семья привыкла к людям вроде Тима.

— Да я и не беспокоюсь.

— Ну так в чем дело, мисс Хортон? Можно мне называть вас просто Мэри?

— Да, конечно.

— Прекрасно! Зовите меня Джон. Кстати, теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда назвали внешность Тима эффектной. Я в жизни не видел более привлекательного мужчины, даже в кино. — Он рассмеялся, взглянув на свое излишне худое тело. — Рядом с ним я чувствую себя девяностофунтовым хиляком.

— Я думала, вы скажете, как жаль, что такой красавец — и умственно отсталый.

Мартинсон изумленно посмотрел на нее.

— С чего вдруг мне говорить такое? В каждом из нас есть что-то прекрасное и что-то нежелательное. Спору нет, тело и черты лица у Тима великолепны, но не кажется ли вам, что в значительной мере эта его поистине поразительная красота есть отражение души?