— Доброго вам утречка, мисс Хортон! — раздался сиплый голос миссис Паркер, а в следующий миг старушенция в своем цветастом халате плюхнулась в свободное кресло.
— Здравствуйте, миссис Паркер. Не желаете ли чашечку чая? — довольно холодно промолвила Мэри.
— Спасибо, голубушка, с удовольствием. Нет, не вставайте. Я сама найду чашку.
— Нет, пожалуйста, не надо. Мне все равно нужно заварить еще чая.
Когда она вернулась в патио с чайником свежезаваренного чая и тостами, миссис Паркер сидела, подперев подбородок ладонью, и смотрела на Тима.
— Вы правильно сделали, что попросили Тима подстричь лужайку. Ваш-то работничек, я заметила, уже давно не появлялся. У меня, слава богу, таких проблем нет. Один из моих сыновей всегда приезжает стричь мою лужайку, но у вас ведь нет сына.
— Ну, вчера я выполнила вашу просьбу и проверила, убрали ли строители мусор. Тогда-то я и встретила Тима, которого, похоже, оставили одного прибираться на участке. Он с благодарностью принял мое предложение подзаработать.
Миссис Паркер пропустила мимо ушей последнюю фразу.
— Эти мерзкие поганцы в своем репертуаре! — раздраженно прорычала она. — Мало того что они отравляют бедняжке жизнь в течение дня, так они еще убегают в бар, сваливая на него всю грязную работу! Они имели наглость заявить мне, что вернутся все вместе, чтобы убрать мусор. Мне страсть как хочется вычесть пару сотен долларов из счета мистера Маркхэма!
Мэри поставила чашку на стол и недоуменно посмотрела на миссис Паркер.
— Что вас так возмущает, миссис Паркер?
Желтые и фиолетовые цветы на пышной груди миссис Паркер заходили ходуном.
— Да как же тут не возмущаться? Ох, я забыла, мы же не виделись вчера вечером и я не рассказала вам, какую гнусную шутку сыграли эти сволочи с бедным малым! Иногда я готова поубивать всех мужиков на свете! В них нет ни капли жалости или сочувствия к убогому, если, конечно, он не пьянчуга или не конченый неудачник вроде них самих. Но к человеку вроде Тима, который усердно работает и не падает духом, они не испытывают ни малейшего сострадания. Держат его за мишень для насмешек, за мальчика для битья, а бедный простачок по недоумию своему даже не понимает этого! Ну разве он виноват, что родился умственно отсталым? Хотя страшно жаль, правда? Подумать только: такой красивый мальчик — и слабоумный! До слез обидно! Ну ладно, сейчас я расскажу вам, какую пакость они учинили бедолаге вчера во время перекура…
Гнусавым сиплым голосом с подвыванием миссис Паркер принялась рассказывать мерзкую историю, но Мэри слушала вполуха, не сводя глаз с наклоненной золотоволосой головы в дальнем конце двора.
Накануне вечером перед сном она перерыла все свои книжные полки в поисках похожего лица.
«Может, Боттичелли?» — подумала она, но, найдя несколько репродукций Боттичелли в одной из книг, презрительно забраковала художника.
Эти лица слишком нежные, слишком женственные, с легким налетом лукавства и хитрости. В конце концов Мэри оставила поиски, глубоко неудовлетворенная. Только в древнегреческих и древнеримских статуях она обнаружила некое сходство с Тимом — возможно, потому, что такого рода красота лучше воплощалась в камне, чем на холсте. Он был трехмерным созданием. И она горько пожалела, что ее бесталанные руки не наделены даром скульптора, чтобы увековечить его прекрасный образ.
Мэри испытывала ужасное, невыносимое разочарование и острое желание расплакаться; она почти забыла о присутствии миссис Паркер. Для нее стало настоящим ударом открытие, что за этим трагическим ртом и мечтательными блуждающими глазами кроется пустота, что искра сознания погасла в Тиме задолго до того, как он мог бы пережить трагедию или тяжелую потерю. Он был ничем не лучше кошки или собаки, которых держат потому, что они приятны для взора и слепо преданы своему хозяину. Но они лишены способности мыслить, разумно отвечать и вызывать трепетный отклик в другом жаждущем общения уме. Животное может лишь сидеть рядом, улыбаясь и любя. Как и Тим, Тим-дурачок. Когда бедняге обманом скормили кусок кала, его не вырвало, как случилось бы с любым разумным существом; он просто заплакал, как заскулила бы обиженная собака, и снова счастливо заулыбался при виде лакомства.
Бездетная, не знавшая любви, никогда не испытывавшая на себе ничьего смягчающего влияния Мэри Хортон не имела эмоциональных критериев для оценки нового, пугающего образа безмозглого Тима. Столь же неполноценная эмоционально, как он интеллектуально, она не понимала, что Тима можно любить именно потому, что он умственно отсталый, а в первую очередь — вопреки этому. Поначалу она смотрела на него такими глазами, какими, наверное, Сократ смотрел на Алкивиада: стареющий, обделенный любовью философ, встретивший юношу непревзойденной физической и интеллектуальной красоты. Она воображала, как познакомит Тима с Бетховеном и Прустом, как разовьет безыскусный молодой ум, научив понимать и любить музыку, литературу, изобразительное искусство, — и в конечном счете он станет внутренне так же прекрасен, как внешне. Но он оказался слабоумным — убогим дурачком.
Для обозначения таких существовало едкое образное выражение, отдающее простецкой грубоватостью, характерной для австралийцев: они перевели умственные способности в денежные единицы и оценивали первые во вторых. Умственно неполноценный человек «не тянул на доллар», его интеллект оценивался в центах: он мог стоить девяносто центов или девять центов, но все равно не тянул на доллар.
Миссис Паркер не замечала, что Мэри ее почти не слушает, и продолжала радостно болтать о бессердечии мужчин, пить чай чашку за чашкой и отвечать на собственные вопросы, когда Мэри молчала. Наконец она встала с кресла и попрощалась.
— Ну, всего доброго, милочка, и спасибо за чай. Если у вас в холодильнике не найдется для него ничего вкусненького, пришлите мальчика ко мне, я его покормлю.
Мэри рассеянно кивнула. Гостья скрылась из вида, спустившись по ступенькам, а она вернулась к созерцанию Тима. Взглянув на часы и увидев на них без малого девять, она вспомнила, что рабочие, работающие на открытом воздухе, любят пить чай в девять. Она вошла в дом, заварила свежий чай, вынула из холодильника замороженный шоколадный кекс и, когда он оттаял, полила его свежевзбитыми сливками.
— Тим! — крикнула она, поставив поднос на столик под виноградными лозами. Солнце уже выползало из-за крыши, и за столиком у ступенек становилось слишком жарко.
Он поднял голову, помахал рукой и мгновенно заглушил двигатель трактора, чтобы услышать, что она скажет.
— Тим, иди выпей чашку чая!
Он расплылся в улыбке, с выражением щенячьего восторга на лице соскочил с трактора, бросился вверх по двору, нырнул в папоротниковую оранжерею, а мгновение спустя выбежал оттуда с коричневым пакетом в руках и взлетел на террасу, прыгая через ступеньку.
— Спасибо, что позвали меня, мисс Хортон, я не следил за временем, — радостно выпалил он, садясь в кресло, на которое она указала, и устремляя на нее взгляд в ожидании, когда она разрешит начать.