Но решение пришло само собой. Африкан нажал на кнопку – плавно отодвинулся прозрачный люк на потолке машины. Мужчина подтянулся, вылез на крышу внедорожника, из прохладного салона наружу – горячий воздух моментально обжег ему щеки.
Надо сказать, что Африкан был абсолютно неспортивным мужчиной. Принципиально неспортивным. Он проповедовал принципы Уинстона Черчилля: «Не беги, если можешь стоять; не стой, если можешь сидеть; не сиди, если можешь лежать». То, что Африкан согласился записаться в студию танцев, было, по сути, для него гражданским подвигом.
Тем не менее Африкан довольно ловко прыгнул на крышу соседней машины. Затем на капот другой… Водители возмущенно бибикали, кто-то открыл окно и матерился почем зря… Но Африкана это совершенно не волновало. Он наконец добрался по крышам авто до тротуара, приземлился на асфальт и побежал вдоль набережной. Затем свернул в проулок… И вдруг услышал впереди грохот, увидел через секунду столб пыли, дыма… Именно там были художественные мастерские.
Там – она, Белла.
У Африкана заныл желудок от ужаса.
Мужчина бежал из последних сил и уже через три минуты был на нужной улице… Клубы густой пыли стояли в воздухе над тем местом, где располагались мастерские, самих же мастерских не наблюдалось. Лишь смутно угадывалась груда строительного мусора.
«Да что ж это творится-то? Где Белла?!»
Он не хотел думать, что она – там.
И в этот самый момент он отчетливо осознал, насколько Белла дорога ему.
– Африкан! – услышал он.
Белла, с седыми от пыли волосами, кашляя, бежала ему навстречу. «Слава тебе, господи! Жива…» – прошептал Африкан и бросился к ней.
Обнял что было сил – чувствуя такую нестерпимую, острую радость, что не мог сдержать стона…
– Африкан, ты представляешь… тут газ, а я… едва успела выбежать… это ужас… дверь, она…
– Все хорошо. Все очень хорошо. Все отлично. Супер, супер, супер… – прошептал он сурово. – Плевать на все.
Он поцеловал ее. Еще поцеловал.
– Мне так страшно…
– Ерунда. Все – ерунда. Я с тобой. Белла, ты будешь моей женой? – Эти, последние слова вырвались у Африкана совершенно случайно. Он даже подумать не успел, а они сорвались с языка. Но Африкан, сделав Белле предложение, вдруг понял – это правильно. Так и надо. Сделать Беллу своей женой – самое верное и мудрое решение на свете.
– А? – На какое-то время девушка даже забыла о том, что произошло только что. – Как это?
– Я спрашиваю – ты будешь моей женой? – Африкан слегка отстранил ее, пытливо заглянул ей в глаза.
Белла несколько раз глубоко вздохнула. Потом ответила решительно:
– Да.
– Отлично. Отлично. Супер-супер-супер… – опять лихорадочно прошептал Африкан. – Ты будешь моей женой. Завтра.
– Завтра?
– Да. Завтра. Именно так. У меня есть связи… Раз – и сделаем это!
– А… – Белла хотела еще что-то спросить, но замолчала.
– Ты хочешь свадьбы? – догадался Африкан. – Чтобы платье, ресторан и прочая мишура? Да?
Белла чихнула и произнесла мужественно:
– Мне плевать на платье. И на ресторан. Завтра так завтра.
Именно этого ответа и ждал Африкан. Все-таки Вишенка – его девушка. Она думает как он, она чувствует как он, она, говоря официальным языком, правильно расставляет приоритеты.
* * *
Африкан рано утром ушел – договариваться с кем-то в загсе. Белла спала долго, проснулась в двенадцатом часу.
«Сегодня у меня свадьба…» – растерянно, смятенно подумала она, едва открыв глаза. В голове у Беллы царил полный хаос. Хотела ли она этой скоропалительной, стремительной свадьбы – без платья, без гостей, без присутствия родной сестры?
Да.
«В конце концов, если я сейчас забегу в соседний пассаж и там выберу подходяще платьишко с туфлями… и сумочку…» Мысль о шопинге чрезвычайно взбодрила Беллу, отогнала дурные воспоминания, сомнения. Она повеселела. «Ну что ж теперь, не жить? Да, в мире много всякого плохого случается. Но недаром же Пушкин сказал: и пусть у гробового входа младая будет жизнь играть»!
Белла спустила ноги на пол и в этот момент услышала, что по коридору кто-то ходит.
– Африкан! – крикнула девушка. – Ты уже вернулся?
Дверь открылась, и в спальню вошел Тимур.
– Ой, – сказала Белла и натянула простыню себе на грудь.
– Привет, Белла, – сдержанно произнес Тимур. Сел на стул напротив.
Белла смотрела на Тимура, словно на привидение. Потом ущипнула себя под простыней за ногу – на всякий случай. Перед ней сидел именно он, ее бывший жених из Ирги… Как он нашел ее, как проник в квартиру? Что все это значит?..
Параллельно этим размышлениям Белла ощущала еще нечто… Странная, очень неприятная тревога охватила ее, сконцентрировалась в образе Тимура.
Она почти не вспоминала об этом человеке, но именно он больше всего ее… пугал? Или нет, не пугал, другое… Лучше бы его, Тимура, вовсе не было на свете. Лучше бы они никогда не встречались, не говорили, не обменивались обещаниями… «Я в его глазах – предательница и злодейка, наверное! И он прав. Я и есть предательница и злодейка…»
– Как ты вошел сюда? – с тоской промямлила Белла.
– Я слесарь, – просто ответил Тимур. – Я хороший слесарь. Ты забыла, что у меня руки золотые?
– А… а как ты меня вообще нашел?
– Так и нашел, – пожал плечами Тимур. – Выследил, высидел.
Он совершенно не изменился. Немного усталое лицо, но в остальном – все то же: залысины надо лбом, коротко стриженные волосы с островками седины. Лицо каменное, мрачное, с глыбами скул и непоколебимо сжатыми губами. Лицо главного героя из какого-нибудь фильма-боевика. Широкие плечи, широкие запястья. Серо-зеленые глаза. «Ах, так вот какого они у него цвета… А я все вспомнить не могла!»
И тем не менее Белла не узнавала его. Она не знала этого мужчину и не хотела знать. Зачем? Чужой ведь. Не-Африкан.
– Но это же… это же – проникновение в чужое жилище! – попыталась возмутиться Белла.
– А ты мне сама открыла, – спокойно возразил Тимур. – И попробуй докажи, что это не так!
– Уходи.
– Я уйду. Но вместе с тобой, – все так же устало, мрачно, спокойно произнес Тимур.
– Нет. Послушай, у меня теперь другая жизнь… Я люблю другого человека. Его зовут Африкан, то есть Денис Африканов, и…
– Мне до лампочки, как его зовут. Собирайся, поехали.
– Зачем?! – в отчаянии воскликнула Белла.
Тимур помолчал, пристально разглядывая ее лицо. Потом изрек:
– Ты изменилась. Но это неважно. Едем.