Подплыла вплотную и, решительно притянув его голову, крепко, продолжительно и умело поцеловала в губы, на миг прижавшись всем телом. Потом парой сильных гребков отплыла и, оглянувшись через плечо с непонятным выражением, понеслась прямо к берегу.
Кирьянов достиг оного значительно позже – не только оттого, что плыл неуклюже. Ему понадобилось время, чтобы подавить извечную реакцию нормального мужика на столь непринужденное обращение.
Тая как ни в чем не бывало сидела на бережку, опустив безукоризненные ножки в воду. Выбравшись, Кирьянов уселся рядом, глядя куда угодно, только не на прелестную соседку.
– Что вы надулись, милейший обер-поручик? – негромко спросила Тая. – Можно подумать, это вы – невинная благонравная девица, которую помимо ее воли чмокнул в алые губки нахальный гусар… Стойте-стойте… Ага! Знаю, что вы подумали! Что взбалмошная и не особенно высокоморальная генеральская дочка от скуки хватает то, что подвернулось под руку, за неимением лучшего… Ага?
– Не люблю я, когда мной забавляются от скуки, – сказал он хмуро. – Да и кто любит…
– Ой, а вы прелесть… Только совершенно не берете в расчет технический прогресс, пребывая в плену расхожих штампов… При чем тут скука? Если бы мне позарез понадобился представительный кавалер или уж, прямо скажем, любовник, я, использовав последние достижения транспорта и связи, уже через четверть часа обрела бы желаемое… Неужели вы мне не могли понравиться просто так?
– Вот так, сразу?
– А почему бы и нет? – сказала она без улыбки. – Вот взяли и понравились. Я вполне взрослая, между прочим. И не особенная дура. Смотрю на вас и думаю: нормальный мужик, спокойный, не трепач и не бабник, взглядом не раздевает… ну, самую чуточку, в пределах средней нормы. Пошлых комплиментов не отпускает с масляной улыбочкой, на поцелуй реагирует с очаровательной старомодной романтикой. Честное слово, вы мне понравились. И я вам тоже, правда? – Она тихонько рассмеялась, глядя ему в глаза. – Правда-правда, не отпирайтесь. Понравилась. Вон как смотрите – не по-кобелиному, а с тем самым романтическим трагизмом…
– Не подозревал в себе таких талантов – с маху очаровывать юных красоток, – сказал Кирьянов, злясь на все на свете, и в первую очередь на себя, поскольку прекрасно понимал, что влипает… А кто бы не влип? Прелесть какая…
– Не дуйтесь. Говорю вам, мы друг другу нравимся…
– И что теперь? – спросил он серьезно.
– А просто давайте попробуем подружиться. Что из этого выйдет, совершенно неизвестно, но давайте попробуем? Вдруг это судьба нам такая?
Он не был ни ярым романтиком, ни идеалистом. Пожарный в годах. Прекрасно знал, что внешность обманчива, и знал, что порой способны вытворять такие вот славные, светлые девочки с ангельскими личиками. По собственному опыту знал, чего уж там. Хуже всего, ее хотелось так, что зубы сводило…
– У вас примечательное лицо, обер-поручик, – тихонько рассмеялась Тая. – Никак не сообразите, что вам делать, можно ли теперь, после столь недвусмысленных девичьих откровений, сграбастать меня в охапку и завалить в траву… Да нет, вы не такой. Вот это мне и нравится – ваше лицо сейчас… Примитивный кобель на вашем месте давно бы стал с меня купальник сдергивать… И непременно получил бы по физиономии – я не настолько раскрепощенная, хотя по жизни и балованная генеральская дочка. И не люблю дешевки. Знаете что, обер-поручик? Давайте, как писали в старинных романах, отдадимся неумолимому течению времени, способному все расставить на свои места! Проще говоря, вы назначите мне свидание, уже целеустремленно и вовсе не случайно, а умышленно. Здесь же, над озером, у той вон беседки – она тут единственная, так что не заблудимся. Мы будем гулять по берегу, вы, если умеете, будете читать стихи, а если не умеете, и не надо. Что из нашего свидания выйдет, то и выйдет. Согласны?
– Согласен, – сказал Кирьянов.
– Завтра, в это же время? Нет, давайте за часок до заката, так романтичнее…
– Если нас только не пошлют куда-нибудь. Вполне могут.
Тая ненадолго задумалась:
– Ну, это не препятствие… Я просто буду вас ждать каждый вечер за час до заката. Только не пропадайте надолго, а то кто вас знает, вдруг провалитесь в неведомые бездны лет на сто… ой, типун мне на язык! В общем, я буду ждать…
Глядя ей вслед, Кирьянов почувствовал себя совсем молодым. Не в жеребячьем смысле, ничего общего с пресловутой сединой в несуществующей бороде и вполне реальным бесом в районе ребра. Совсем другие чувства. Он словно бы стал прежним, молодым, невероятно наивным юнцом, которому только предстояло вступать в жизнь. Тот давний юнец твердо знал, что уж он-то непременно будет ни на кого не похожим и отнюдь не станет незаметным винтиком в огромном механизме. Лет в двадцать яростно верилось, что жизнь его будет какой-то необычной…
Получилось, разумеется, с точностью до наоборот, дорога выпала не блиставшая оригинальностью: институт-завод-пожарка-семья-служба-отпуска-продвижение. Жизнь, как ей и положено, быстренько превратила очередного мечтателя в очередной необходимый элемент народного хозяйства, безликую статистическую единицу. А впрочем, вина тут была исключительно его собственная: никто не виноват, что ему так и не удалось выломиться из общего течения, подняться над рутиной, не оказалось к тому возможностей и талантов.
И вот теперь… Теперь он вновь ощутил, что настоящая жизнь лишь начинается. Мало того, у него появилось что-то свое, совершенно не зависящее от воли начальства, служебного распорядка и регламента. Свой собственный секрет, ничуть не постыдный и не запретный, нечто личное…
Глядя вслед девушке, так ни разу и не обернувшейся, он мечтательно промурлыкал, отгоняя грешные видения:
Спрячь за высоким забором девчонку —
выкраду вместе с забором…
И направился к поселку упругой молодой походкой довольного жизнью человека, по-прежнему насвистывая нечто фривольное и поддавая ногой здешние камешки, коричневые и легкие, как пемза.
Заливистый посвист над головой хотя и застал его врасплох, но ничуть но напугал. Он попросту задрал голову и увидел на ветке мохнатого Чубураха – тот висел вниз башкой, зацепившись задними лапами за морщинистую желтую кору, а передние лапки разведя в стороны, как заправский гимнаст.
– Напугал, Соловей-Разбойник, – беззлобно сказал Кирьянов.
Чубурах заухал, замурлыкал, проворно слетел на землю с обезьяньей ловкостью и, прокосолапив к Кирьянову, принялся хватать его за форменные брюки.
– Держи, извращенец, – сказал Кирьянов, протягивая ему зажженную сигарету. – Завидую, вот кому на свете жить просто… Интересно, ты за бабами ухаживаешь? Наверняка, млекопитающее ты, или уже где?
Настроение у него было невероятно благостное. Чубурах преданно таращился на него снизу, ловко пуская дым, с таким видом, будто и в самом деле понимал человеческую речь – стриг ушами с величайшим вниманием, таращил огромные глупые глаза…