– Если бы у меня была твоя ложбинка, – сказала Ким, – я показывала бы ее все время.
– По моему настроению с флером хандры [3] в самый раз надеть мои сапфиры. – Брэнди улыбнулась, размышляя о своем следующем шаге. – Я куплю себе великолепное белье. Прекрасные кружевные трусики и бюстгальтер, которые каменную статую заставят пускать слюни.
Парни в дальнем конце прилавка перестали смеяться и уставились на Брэнди.
Должно быть, она говорит слишком громко. Но ее это не волновало.
– И еще я хочу ходить на высоких каблуках. Я куплю себе великолепные туфли. Самые непрактичные туфли, какие только создавались во все времена, черт побери!
Мистер Нгуен пробил кассовый чек и протянул Брэнди. Все цифры сходились. Брэнди засияла и помахала чеком.
– Я к вам еще загляну!
– Хорошо. А теперь идите. – Мистер Нгуен замахал Руками, подгоняя ее к двери. Сейчас у него действительно тряслись руки.
– Вам нездоровится? – спросила Брэнди.
– Да. Нездоровится. Вам нужно идти. Идите!
– Спасибо. Очень приятно было иметь с нами дело. – Брэнди направилась к двери.
– Следующая часть твоего плана, вероятно, мне не поправится, не так ли? – спросила Ким.
– Ты всегда говорила мне, что я состарилась раньше времени.
– Ну, теперь я знаю, что твой план точно мне не понравится.
Брэнди вышла на улицу, и порыв холодного воздуха ударил ей в лицо с такой силой, что едва не содрал кожу.
– Ты всегда советовала мне совершить что-то из ряда вон выходящее, пока я еще молода.
– И теперь ты решила меня послушаться? – простонала в трубку Ким.
– Я схожу на массаж, сделаю маникюр с педикюром и надену все мои великолепные наряды с украшениями. – Брэнди подтянула шарф ближе к ушам. – Я собираюсь на огромный престижный благотворительный вечер. Его устраивает у себя Чарлз Макграт.
– Не делай этого! – предостерегающе сказала Ким.
– Я намерена подцепить там себе мужчину.
– Нет, – выдохнула Ким.
– И провести с ним фантастическую ночь. С таким сексом, чтобы запомнился на всю оставшуюся жизнь.
Когда такси въехало на обсаженные деревьями улицы Кепнлуорта, Брэнди вдруг почувствовала укол совести. Кснилуорт с его громадными владениями, фонарными столбами в античном стиле и усадьбами, прячущимися в глубине рощ, был классическим олицетворением богатого старинного предместья.
– Bay, – пробормотала она. – Маме здесь понравилось бы.
– Что? – Шофер взглянул в зеркало заднего вида.
Не сказать, чтобы она не оценила по достоинству эффект целебных ванн, физиопроцедур и косметики. Массажист и стилист, оба мастера своего дела, выполнили положенную им работу с блеском. Истинной причиной недовольства Брэнди было ее нежелание идти до дома дяди Чарлза пешком. Не на шпильках же топать целую милю!
– Смотрите! – крикнула она.
Таксист повернулся, всматриваясь в окружающие вечерние тени.
– Что?
– О, мне показалось, что я видела собаку, – сказала Брэнди. Это была неправда. Но шофер по крайней мере посмотрел вперед.
– Гм… собака? – Он резко вильнул в сторону. Своим предупреждением Брэнди только усугубила его и без того ужасное вождение. – Здешним богатеям ничего не стоит лишить вас лицензии за наезд на собаку. Можете себе вообразить?
Да, она могла себе это вообразить. Очень легко. Чтобы отвлечься, Брэнди достала телефон и задумчиво посмотрела на него.
Она все еще не звонила отцу. А должна была. Но если сделать это сейчас, подумала Брэнди, отец, вероятно, не ответит, поскольку в это время обычно обедает. Но с другой стороны, если он, по несчастью, ответит, то времени для разговора у нее будет ровно столько, чтобы доехать до места.
План любого звонка отцу неизменно включал обдумывание причин для прекращения разговора. И тогда у нее всегда находилась удобная возможность оставить сообщение на автоответчике.
– Вам не холодно? – Рука таксиста медленно подкралась к выключателю печки.
– Немного мерзну, – сказала Брэнди, кутаясь в пальто. Печка работала только в двух режимах – подачи теплого воздуха на полную мощность и отключения. Когда таксист отключал печку, стекла замерзали так быстро, что сквозь них ничего не было видно.
Но таксиста, похоже, это нисколько не беспокоило.
Брэнди на миг прикрыла глаза и, сделав несколько успокаивающих вдохов, ткнула в кнопку с номером отца. Он ответил.
Не повезло.
– Отец, это Брэнди. – Она старатась говорить бодрым теплым голосом, резко контрастирующим с холодным свербящим ощущением внутри.
– Ах, это ты. Что тебе нужно, Брэнди?
Без сомнения, она застала отца за каким-то делом. У него был такой тон, который означал: «Я сейчас слишком занят, чтобы меня беспокоить».
– Мне ничего не нужно, отец. Я звоню поздравить тебя с днем рождения и пожелать счастья.
– Угу. Спасибо.
«Продолжай раскручивать беседу, Брэнди», – велела она себе.
– Как ты собираешься праздновать?
– Я работаю.
– О, хорошо. – «Какой сюрприз», – подумала Брэнди, хорошо помня свое детство. Ее отец гораздо чаще пропускал дни рождения – ее и Тиффани, а также свои, нежели участвовал в их праздновании. – Отец, я благополучно перебралась в Чикаго.
– Гм… в самом деле? – В трубке было слышно, как отец шуршит бумагами. – И как идет работа?
– Я к ней еще не приступала, – сказала Брэнди. – Я выхожу на работу в понедельник.
– Это будет интересно, – пробурчал отец. – Держу пари, у «Макграта и Линдобсрта» до сих пор еще никогда не работала балерина.
– Отец, я не брала уроков балета с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, – сказала Брэнди.
– Но ты ведь занималась танцами во время учебы в колледже. В самом деле, лучше бы ты посвятила это время спорту. Спорт закалил бы твой характер… А танцы – это глупость.
– Танцы – не глупость, отец.
Конечно же, под глупостью отец подразумевал отнюдь не танцы. Он считал глупой свою дочь и не упускал случая сказать об этом. Брэнди не понимала, почему ее это волнует. Ведь она прекрасно знала, что это неправда. Однако разговаривая таким холодным тоном, отец всегда возвращал ее к тому моменту, когда он ушел от них. И все те страдания, которые Брэнди испытывала четырнадцать лет назад, тоже возвращались. Она содрогнулась с прежней болью покинутого ребенка.