Достаточно ли он одержим для того, чтобы свести Уильяма и Сору вместе? Возможно. Достаточно одержим для того, чтобы убить их, полагая, что это сойдет ему с рук? Без сомнения. Именно это и страшило, именно это поднимало ее над отчаянием. Для того бы вырваться из ловушки, ей с Уильямом надо объединить свои силы и стать столь же мощными, как буря, которая волнует море. Сейчас, когда Сора сидела на полу своей темницы, в груди ее разгоралась ничем не подкрепленная надежда.
Она обнаружила в себе огромное желание жизни процветания, поиска решения проблемы, которая стала между ней и Уильямом. Когда появится Уильям, она будет собрана, требовательна, решительна. Он будет знать, что им надо конкретно сделать, и они это сделают. Он найдет здесь не дрожащую сломленную женщину, умоляющую мужчину спасти ее. Он найдет здесь Сору, свою спокойную, сообразительную, обстоятельную жену.
Как следует ей поступить в первую очередь? Изучить все. Найти оружие. Придумать способ сделать лестницу. Приготовиться к тому, чтобы помочь Уильяму и быть вознагражденной тем восхищением, в которое он придет от ее способностей.
Кивнув головой, Сора поднялась на ноги и отряхнула от пыли свою юбку.
С каким-то торжеством грохнула дверь над головой. Сора очнулась из своего полузабытья и поняла, что появился ее Уильям. По одному лишь этому звуку Соре стало ясно, что Николас захватил Уильяма, что Николас счастлив и что Николас оставит их вдвоем. Она с благодарностью закрыла глаза, однако от слов Уильяма они широко раскрылись.
— Я туда не полезу.
Свернувшись калачиком на земле, на которой она провела ночь, подоткнув под ноги для тепла юбку, Сора придвинула поближе камзол Бронни. Энергия, с которой протестовал Уильям, усиливалась за счет какого-то непонятного Соре момента. Задрав голову, она прислушалась, пытаясь догадаться, в чем тут дело.
— Не пойдешь? — насмешливо переспросил Николас. Очень хорошо. Оставим твою супругу там в одиночестве.
— Сора там? Ах ты, мерзкий…
— Она там в безопасности, — возразил Николас с самодовольной любезностью. — В безопасности от того жуткого мужлана, который предложил ей свое сердце.
— От какого? Ах, от тебя.
Уильям заявил это настолько равнодушно, что Николас начал брызгать слюной. Наслушавшись жалоб безумца, он произнес:
— В самом деле, друг мой, ведь не ожидал же ты, что она будет изнывать по тебе после того, как у нее был я?
С ехидством червя, который проедает сердцевину спелого яблока, Николас заметил:
— Она не слишком довольна и тобою, друг мой. Она особо просила меня держать тебя подальше от нее. Да, разве это не удивляет тебя? Что кто-то избегает твоей чрезмерной добродетели? Что не каждая женщина желает отдавать себя, свое тело и душу тебе?
— Ублюдок.
— О, мне все известно о вашем несчастливом браке. Поплакав, твоя жена становится довольно болтливой.
Сора услышала, как Уильям рванулся вперед, а Николас разразился визгливым хохотом, окрашенным волнами безумия.
— Ты связан, Уильям. Ты — пленник. Ты вошел в мой замок один, вооруженный только собственной гордыней. Бейся, сколько тебе вздумается, эти путы никогда не спадут с твоих рук.
— Почему она плакала?
— Плакала в лесу. Развела там сырость. Подумай сам, что мне оставалось делать? Я принял ее под свое крылышко и привез сюда. Для того, чтобы защитить.
Сора представила самодовольную улыбку Николаса и съежилась от такого поворота событий.
Уильям долгое время ничего не говорил, после чего взорвался:
— Если моя жена не желает, чтобы я сел в темницу с ней, то пусть довольствуется обществом крыс, я в таком случае спускаться не желаю.
Сора поняла, что Уильям разгадал ее уловку. Она поняла это по фальшивой убежденности его голоса: фальшь прозвучала настолько отчетливо, что Сора забеспокоилась, как бы это не заметил и Николас. Даже более того — она забеспокоилась из-за прозвучавшей в голосе Уильяма нотки страха. Что происходит с ним.
— Не желаешь спускаться вниз? Она не желает быть с тобой, — промурлыкал Николас. — Чего же еще желать мне? А какое может быть еще желание у тебя, кроме как разобраться со своей семейной жизнью перед смертью?
— Да ее там, наверно, и нет, — упирался Уильям борясь со слугами, державшими его. — Она не произнесла ни единого слова.
Сора встала и подошла прямо под люк.
— Николас, вы же обещали мне.
Николас расхохотался, а Уильям проревел:
— Уйди!
За этим последовал глухой удар, скрежет, и Сора успела вовремя отскочить в сторону. Уильям рухнул к ее ногам, как раненый орел. Взвилась пыль, и Сора рванулась к нему. Уильям хрипел, задыхался, и она опустилась рядом с ним на колени.
— С тобой все в порядке? Уильям? Отвечай же мне!
Она ощупала его и дернула за шнур, которым у него спереди были скручены запястья.
— Погоди… женщина.
Он глубоко вдохнул пыльный воздух и закашлялся, как это делают люди, у которых легкими пошла кровь.
— Жить будет? — прокричал Николас.
— Мой столовый ножик, — тихонько сказал Уильям. Она быстро нащупала его пояс и расстегнула чехольчик.
— Неужели он не отнял его у тебя? — прошептала она в ответ.
— По его мнению, это не оружие.
Уильям вытянул руки вперед, и Сора стала перерезать узел.
— Он меня недооценивает.
— Жить будет? — громко поинтересовался Никола
— Да, буду, — более громким голосом отозвался Уильям, вырвал руки из веревок и потер запястья. — Не говорю спасибо тебе и твоим подручным.
— Хорошо. Как бы ни приятна была мне твоя смерть, я ни в коем случае не желал бы лишаться возможности прикончить тебя надлежащим способом.
Люк, закрываясь, заскрипел, и Уильям с трудом приподнялся на локте:
— Погоди, Николас!
Громкий выкрик вызвал очередной приступ кашля, Уильям поднял Сору на ноги, поддерживая ее сзади рукой.
— Погоди, Николас, — послушно позвала она и запнулась, не в состоянии догадаться, чего хочет Уильям. Однако она знала, чего хочет сама.
— Я голодна. Я просидела тут целую ночь без крошки хлеба и без капли воды.
Сладким, как мед, голосом Николас ответил:
— Я пришлю вниз своих собственных слуг, чтобы выполнить ваши пожелания, миледи.
Уильям восстановил дыхание и позвал:
— Брось-ка сюда факел, чтобы я рассмотрел Сору. Мне надо увидеть, что ты сделал с ней.
— Ничего, — склонился над отверстием Николас. — Я почти и не прикасался к ней.
Сора притронулась к саднящему горлу и поморщилась.