– Если они у нее когда-нибудь появятся, в чем я начинаю сомневаться. Во всяком случае, у нее столько прислужниц, что у нее не будет необходимости и прикасаться к ребенку.
– Может, вы и правы. – Немного озадаченный тем, что Элисон позволяла своей прислужнице так свободно высказываться, Дэвид потирал спинку ребенка, пока девочка не срыгнула. Поглядев в довольное маленькое личико, он ласково сказал:
– А теперь лучше иди обратно к леди Элисон.
Элисон поднялась со скамьи.
– Нет, не давайте ее мне теперь. Я должна приготовить ванну.
Очевидно, сэр Уолтер отчаялся привлечь внимание Дэвида, потому что он воззвал к Элисон:
– Мы должны поговорить.
– Конечно, – милостиво кивнула ему Элисон. – Эдлин! – позвала она.
– Миледи? – Эдлин подбежала к ней, порозовев от удовольствия, что ее позвали.
– Приготовь ванну для нашего гостя в голубой комнате. Нам потребуется самая большая лохань. – Взглянув на Дэвида, она отошла в сторону, но он все равно услышал ее слова. – Принеси ножницы, я подстригу ему волосы.
Он дотронулся пальцами до длинных прядей, падающих ему на плечи.
– И я думаю, майоран и эвкалиптовое масло отобьют сколько-нибудь это зловоние.
– А разве от меня дурно пахнет? – удивленно спросил он Филиппу.
Ему показалось, что она вот-вот рассмеется. У глаз ее появились морщинки, губы дрогнули. Но он нисколько не обиделся. У этой славной женщины и смех должен быть добродушным и заразительным.
Но она сдержалась с видимым усилием.
– У миледи чувствительное обоняние, а от вас уж очень сильно пахнет… мужчиной.
Он был уверен, что она не то хотела сказать. Уж не Элисон ли подавила в ней природный юмор? Он взглянул на Элисон, отдававшую распоряжения Эдлин. Если, пока он здесь, ему не удастся сделать ничего другого, то он, по крайней мере, научит Элисон смеяться и даст возможность ее слугам тоже посмеяться на свободе.
Филиппа осторожно, как из лап дикого зверя, взяла у него из рук ребенка.
– Я ее перепеленаю, – сказала она. – Вы и есть сэр Дэвид Рэдклифф?
Он стоял неподвижно и старался принять самый смиренный вид.
– Да.
– Легендарный наемник?
Некоторые, слыша его имя и зная о его репутации, думали, что он непременно должен быть свирепым и жестоким. Видимо, эта женщина была из их числа. Он мягко сказал:
– Да, я наемник, но моя слава, быть может, преувеличена.
– Надеюсь, что нет, – с чувством сказала она и вдруг, побледнев, отступила. Дыхание ее стало прерывистым, она выглядела так, словно была готова броситься бежать. Ребенок, почувствовав тревогу матери, пронзительно закричал. Филиппа машинально поглаживала его, настороженность затмила в ней на какое-то время материнский инстинкт. – Нам нужно, чтобы вы защитили леди Элисон. Если что-нибудь случится с ней…
– Филиппа! – Голос Элисон стал неожиданно резок. – Ступай перепеленай ребенка и возвращайся к своим обязанностям.
Несколько секунд Филиппа смотрела на Элисон в изумлении.
– Слушаю, миледи, – сказала она и сделала неловкий реверанс, ребенок мешал ей. – Я только хотела…
– Меня не интересует, что ты хотела. Помни свое место. Ты не смеешь разговаривать с сэром Дэвидом, да еще так фамильярно.
Элисон говорила спокойно, но Филиппа побледнела. Слезы подступили к ее глазам, и она схватила руку Элисон.
– Я знаю. Это все моя глупость, но я боюсь за вас. Мне следовало бы…
– Единственное, что тебе следует, это заниматься своим делом. Ступай.
Филиппа поспешила удалиться, как провинившаяся собачонка, и Дэвида вновь охватила неприязнь к Элисон. Филиппа казалась ему настоящей женщиной, в первую очередь матерью и доброй ко всем, но что-то сломило ее дух. Он взглянул на Элисон. Да, хотел бы он проучить ее как следует.
– Пример Филиппы лишний раз доказывает, что женщин надо бить, – зло сказал сэр Уолтер.
– Это жестоко, – невольно сорвалось у Дэвида.
Элисон стояла неподвижно, словно закованная в ледяной панцирь. Она медленно повернула голову к сэру Уолтеру, и что-то в ее манере заставило его попятиться.
– Чтобы я никогда от вас больше ничего подобного не слышала, – сказала она не терпящим возражений тоном.
– Если бы вы только послушались меня…
– Я не нахожу нужным следовать вашим советам.
Сэр Уолтер хотел заговорить, но леди Элисон остановила его движением руки:
– Я не желаю вас слушать. Черт бы побрал всю эту таинственность!
Дэвид чувствовал, что здесь что-то не так, но не мог понять, что. Быть может, сэр Уолтер бил Филиппу? Или он бил свою жену? А была ли у него жена? Не из-за сэра ли Уолтера Элисон отказывалась выходить замуж? Быть может, он ее любовник и они поссорились? Дэвид сказал ей, что не станет встревать между мужем и женой, но если она взяла себе в любовники сэра Уолтера, он вмешается в это дело. Он откажется от своего плана постепенно завоевать ее расположение и просто похитит ее. Сэру Уолтеру против него не выстоять.
– Вы слышали, что я сказала, сэр Уолтер?
Ее холодный голос прервал его размышления. Довольно фантазий! Теперь он будет верить только своим глазам и ушам.
– Прошу прощения, миледи. – Сэр Уолтер поклонился с видом искреннего раскаяния.
Но раскаивался ли он в том, что сказал глупость, или в том, что прогневал свою госпожу? И почему он настаивал на такой жестокости, когда его госпожа, сама – женщина, должна была счесть это за оскорбление?
– Еще одна такая выходка, и вам придется искать себе другое место, которое вам будет больше по вкусу.
Могла ли какая-нибудь женщина так говорить с возлюбленным? Разумеется, нет. Даже леди Элисон не могла относиться с таким презрением к человеку, с которым у нее была близость.
Дэвид перевел взгляд с низенького коренастого краснощекого сэра Уолтера на высокую, невозмутимо холодную леди Элисон. Нет, он с ней не спал.
Но она была отнюдь не бесчувственна, теперь это было ему известно. Ее лицо оставалось бесстрастным, ее поза не изменялась, но в глубине ее серых глаз таилась душа, и в эту душу он проникнет, даже если ему придется шпионить, лукавить, заручиться поддержкой ее людей, он овладеет самим сердцем гордой и холодной владычицы Джордж Кросса.
В сопровождении Элисон сэр Дэвид вошел в свою комнату. Элисон содрогнулась при мысли, что ее личная охрана и безопасность замка окажутся в руках этого человека. В его грязных руках!
«Он станет пригляднее, когда вымоется», – сразу возразила она самой себе и сделала знак служанкам. Те тут же принялись раздевать его, бросая одежду в корзину для стирки.