Он отпустил ее руку, и бок о бок с Дэвидом они направились во внутренний двор.
Элисон смотрела им вслед. Значит, вот как играют в эту игру мужчины. Притворная вежливость, улыбчивая ложь, показное дружелюбие и под всем этим мучительная для всех правда.
Филиппа жива, она существует.
Сказал ли Эдгар Филиппе о приезде Осберна? Элисон постаралась подальше обойти Дэвида и Осберна, внимание которых, казалось, привлекла конюшня. Она надеялась, что они задержатся около лошадей достаточно долго, чтобы она успела вернуться в башню и спрятать Филиппу.
За спиной у себя она слышала стук копыт. Свита Осберна поднималась на мост. Потом уздечки зазвенели во внутреннем дворе. Ей казалось, что всадники приближаются к ней, преследуют ее. Она оглянулась.
Лошади наступали, вот-вот они ее сомнут. Рыцари усмехались под забралами своих шлемов.
– Роджер! – крикнул Осберн.
Рыцари остановились, и старший из них спешился. Он подошел к Элисон, держа руку на рукояти меча.
Дэвид бросился к ним.
– Роджер! – снова раздался крик Осберна.
Подняв руки, рыцарь снял шлем и усмехнулся, обнажив торчащий клык.
– Помните меня, миледи?
Конечно, она помнила его. Роджер Биссо-нет, управляющий и преданный слуга Осберна. Еще один человек, который мог бы опознать Филиппу, случись ему ее увидеть.
Дэвид взял Элисон за руку.
– Приветствуем вас, рыцарь, – сказал он без улыбки, глядя в лицо Роджеру, – и предлагаем вам свой кров, вам и вашему прекрасному коню. Всем вашим коням. – Он взглянул на остальных рыцарей. – Если вы пройдете в конюшню, мои слуги покажут вам и вашим сквайрам, где их поставить. Когда вы убедитесь, что о них хорошо позаботятся, прошу вас пожаловать в холл и смыть дорожную пыль свежесваренным пивом.
Рядом с Элисон возникла зловещая фигура Осберна. Он кивнул в сторону конюшни.
– Ступайте.
Роджер поклонился и сделал знак остальным.
Осберн снова взял руку Элисон и склонился над ней с покаянным видом.
– Прошу прощения, леди Элисон. Роджер – славный воин, но соображает туго. Он просто хотел поприветствовать вас и не подумал, что может напугать.
Элисон знала Осберна слишком хорошо, чтобы ему верить. Всего его обаяния не хватало, чтобы скрыть его черную душу. То, что он вообще нашел нужным пустить это обаяние в ход, говорило о его уважении к Дэвиду.
Она, наверно, слишком задержалась с ответом, потому что Дэвид ответил за нее:
– Леди Элисон и в голову бы не пришло опасаться вашего рыцаря, ваша светлость. Ее храбрость безгранична, и поэтому я поклялся всегда защищать ее.
– Даже от ее собственных ошибок?
На этот раз она быстро нашлась:
– Я – госпожа Джордж Кросса, я никогда не ошибаюсь.
Она направилась к башне, и, к ее огорчению, мужчины последовали за ней.
– Не слушайте ее, сэр Дэвид. – Осберн грустно вздохнул. – Я тоже считал мою любимую супругу совершенством.
– И почему вы изменили свое мнение?
В тоне этого вопроса, заданного не более как из вежливого интереса, Элисон расслышала стальные нотки.
– Она так торопилась показать нашего ребенка своей любимой подруге леди Элисон, что, едва поднявшись после родов, отправилась в замок Бэкон. Это еще одно владение леди Элисон, не знаю, говорила ли она вам о нем. Там Филиппа заболела, и дамы выехали – говорил же я вам об их недомыслии – в Джордж Кросс, где моя любимая жена умерла от… – Осберн остановился, как будто запнувшись. – От чего она умерла, леди Элисон?
Элисон, стоявшая на верхней площадке лестницы, взялась за ручку двери. Она холодно взглянула на Осберна.
– К моему глубокому сожалению, Филиппа и ребенок скончались от злокачественной лихорадки.
– У меня так мало осталось воспоминаний об этом ужасном времени. – Пронзительный взгляд Осберна противоречил его словам. – Что это была за лихорадка?
– Ужасная.
– Ах да, я припоминаю теперь. – Прислонившись к стене, Осберн обращался к Дэвиду. – Болезнь, унесшая мою возлюбленную супругу, была настолько страшной, что леди Элисон не могла дождаться моего приезда. Она так боялась распространения заразы в Джордж Кроссе, что похоронила Филиппу на кладбище при замке. Филиппа стала первой герцогиней Фрэмлингфордской, не погребенной в фамильном склепе.
Элисон открыла дверь.
– В вашем фамильном склепе покоятся много герцогинь, Осберн. У каждого герцога из вашей семьи было множество жен. Едва ли имеет значение, что их там будет одной меньше.
– Это имеет большое значение. – Осберн улыбнулся. – Мой отец и мой дед могли отчитаться за каждую жену. Я не хотел бы им в этом уступить.
Элисон хотела уйти. Она знала, что не должна ему отвечать, но слова невольно сорвались у нее с языка.
– Вы ни в чем им не уступите, Осберн.
– Благодарю вас, миледи, – Осберн учтиво поклонился.
Дэвид подтолкнул Элисон и вежливо обратился к Осберну:
– Входите, милорд, и отведайте нашего скромного угощения.
Осберн легко взбежал по лестнице и последовал за Элисон слишком близко.
– Ой! – Он наступил ей на пятку. Пока она надевала туфлю, он извинился. Она сделала два шага. Он снова наступил. На этот раз она резко повернулась:
– Держитесь от меня подальше!
– А я думал, что вы всегда хотите знать, где я, – язвительно отвечал он. – И что я делаю.
Этот сукин сын знал, что Филиппа не лежала в той могиле. Он фактически объявил об этом открыто. Он знал, что она жива и живет где-то под защитой Элисон. Он вел себя так, словно был уверен, что она здесь, в Рэдклиффе. С другой стороны, откуда ему знать? Она надеялась, что, пряча Филиппу у себя, отведет ему глаза, даже если он обнаружит пустую могилу.
– Пока мне известно, где вы и что вы делаете, леди Элисон нечего бояться, – твердо сказал ему Дэвид.
Ей следовало быть благодарной ему. Он не отступил от своей клятвы защищать ее. Но она беспокоилась о Филиппе, которую взяли в жены ради ее богатства и у которой не было родных, имеющих возможность позаботиться, чтобы муж не обижал ее.
Остановившись под аркой у входа в холл, Элисон с горечью подумала: но ведь и на ней женились ради денег, и у нее не было родственников, которые позаботились бы о ее безопасности. Женщины, подобные ей и Филиппе, были беспомощнее котенка, подаренного ей Дэвидом, – их можно было и ласкать, и мучить, и убить.
В холле были расставлены столы. Служанки ее и Дэвида накрывали белой скатертью стол на возвышении. Пажи расставляли серебряную посуду. Перед прибором гостя Эдгар поставил большую солонку.