Теперь он ее пугал. И приводил в ярость.
Потому что он выглядел не как Арну. Он выглядел как…
Но этого не могло быть. У этого мужчины на груди были шрамы. Когда он наклонился, чтобы поднять брюки, она увидела следы у него на спине. Как известно, с матросами жестоко обращаются, подвергают их порке.
Так же, как с заключенными!
Боль и ярость были такими сильными, что ей хотелось сложиться пополам.
Боже милосердный, это правда! Человек, в которого она поверила, которому призналась в любви, которому она доверяла…
– Ты! Ты Ренье!
Это был не комплимент. Это было обвинение.
– Наконец ты меня узнала.
Он улыбнулся и поклонился. Любезный поклон выглядел нелепо из-за его наготы и улыбки, которая была интимной, словно шепот.
Ей захотелось ударить по этому ухмыляющемуся лицу.
– Надень штаны! – прошипела Сорча. Ее тон, полный яда, ее поразил.
– Сорча, все в порядке. Мы женаты.
– Ничего подобного! – Стремясь как можно скорее выбраться из спальни, она стала искать ту одежду, которую оставили ей женщины. – Я не выходила за тебя замуж! Я вышла замуж за человека, который был добрым, благородным, заботливым и надежным.
– Это был я.
– Нет. Не ты.
Она нашла тонкую сорочку, старомодное платье из бледно-голубой шерсти, нижние юбки, темно-синий плащ до лодыжек, теплые черные чулки, соломенную шляпку. Свадебные подарки от жителей поселка. Самое лучшее, что удалось собрать у женщин, которые почли за честь поделиться своими вещами.
Рядом оказался еще один костюм: черные брюки, черная куртка, белая рубашка, нижние штаны, воротничок и манжеты. По отношению к Ренье жители проявили не меньшую щедрость.
– Не притворяйся, будто не понимаешь, что Арну и я – один и тот же человек.
– Конечно, я понимаю! – Она сбросила его куртку. – Теперь я все понимаю.
Он посмотрел на ее нагое тело. Посмотрел с зарождающимся желанием и остатками страсти.
Ей это было ненавистно. Она чувствовала себя преданной.
Сорча швырнула куртку ему в лицо.
Он поймал ее, бросил на спинку стула и продолжал наблюдать за ней с жадностью волка, подбирающегося к добыче.
Схватив сорочку, она натянула ее на себя. Надела нижние юбки и завязала их на талии, изо всех сил затянув шнурки.
– Я хоть и не дура, но совершила чудовищную глупость. Ум у меня, разумеется, не такой изворотливый, как у тебя. Не такой предательский. Не такой подлый, не такой мерзкий и… Внизу все знают, кто мы такие?
Вспомнив детей, цветы, радость, с которой весь поселок праздновал их свадьбу, она осознала всю абсурдность своего вопроса.
– Они очень счастливы за нас, своих монархов.
Ренье надел брюки.
Она потерла ладонями горящие щеки. Унизительно. Это так унизительно! В глазах всех жителей этого славного, доброго поселка она – не их королева. Она – дура.
«Одеться!» Ей необходимо одеться и выбраться отсюда, прежде чем она потеряет самообладание и набросится на него.
Сорча надела платье. Застежка оказалась на спине, и ей пришлось выгибаться, чтобы застегнуть пуговицы. Ей удалось справиться с верхними. И с нижними. Середина осталась незастегнутой. Но она не собиралась просить помощи у него.
Чем больше она думала о произошедшем, тем сильнее испытывала унижение и боль.
– Боже правый! Это ты устроил пожар в монастыре! Ты сжег письма моих сестер!
– Не волнуйся, – поспешил он успокоить ее. – У меня есть другие.
– Что?! – Уж не ослышалась ли она? Сорча возмущенно уставилась на Ренье: – Что ты сказал?
– У меня в седельной сумке письма от Кларисы и Эми, адресованные тебе, я их достану.
Сорча набросилась на него, вцепилась ему в спину, заставила повернуться лицом к ней и сгребла рубаху у него на груди.
– От моих сестер? Ты видел моих сестер?
Ее агрессивность ошеломила Ренье. Не обидела, а поразила.
– Да, и я рад сообщить тебе, что они в полном здравии. Обе вышли замуж за достойных людей.
– Мои сестры замужем?
Клариса замужем? Эми, ее маленькая сестричка, замужем?
– Клариса, наверное, уже родила.
– Клариса была беременна?
Клариса стала матерью. Сорча – тетка! И ее не было рядом во время родов! Она не держала сестру за руку, не облегчала ей боль!
– Клариса вышла замуж за шотландского аристократа, Роберта Маккензи, он носит титул графа Хепберна. Эми – за английского аристократа, Джермина Эдмондсона, он носит титул маркиза Нортклиффа. Я видел их обеих. Твои сестры заключили достойные браки.
– В отличие от меня.
Она попятилась от него.
– Ты очень рассержена. Гораздо сильнее, чем я ожидал, но ты не понимаешь. – Он пошел следом за ней. – Давай я застегну тебе платье, пока буду объяснять.
– Я не хочу, чтобы ты застегивал мне платье, и не надо мне ничего объяснять. Я и так все прекрасно понимаю. Ты знал, как мне больно было потерять связь с Кларисой и Эми. Если на то пошло, то ты сам разрушил эту связь. – Плащ. Ей нужен ее плащ. Ей нужно, чтобы между нею и Ренье было как можно больше слоев одежды. Ей нужно было, чтобы между ними пролегли мили и мили. Чтобы их разделили годы. – Но если верить тебе, это не имело значения, потому что в твоих руках были другие письма, корреспонденция, которая легко могла заменить те письма, которые я читала и перечитывала, прижимала к сердцу и которые были мне так дороги, когда во время моего изгнания я жила в монастыре!
– Я знал, что твоя печаль преходяща. Что как только открою тебе правду, скажу, кто я на самом деле, то дам их тебе.
Сорче хотелось выцарапать ему глаза.
– Да как ты смеешь?! Я много дней ехала по пустынным местам Шотландии, могла замерзнуть, свалиться в пропасть, быть убитой грабителями или наемниками, – а ты ни слова не сказал мне о письмах. Ты слишком долго сидел в подземелье, если можешь рассуждать таким образом.
Он сделал медленный вдох, словно пытаясь набраться терпения.
У него хватало наглости вести себя так, словно это ему нужно терпение!
– Я сидел в подземелье долгое время, но поверь, Сорча: после того, что мне пришлось пережить, я стал совсем другим. Я был себялюбивым, неблагодарным, эгоистичным. По собственной вине я лишился страны и сделаю все, чтобы помочь моим людям. Этим людям. – Он указал на нижние помещения постоялого двора.
– И ты пытаешься убедить меня в том, что стал лучше? Ты лгал мне, обманывал всеми возможными способами, заставил меня поверить, что я сама избавилась от убийцы… – Сорча осеклась.