— Тебя так расстроил мой скорый отъезд?
— Ты на редкость сообразителен!
Никто не смел насмехаться над ним, но за Эдлин он такое право признал.
— Неужели ты думала, что я не откликнусь на призыв принца?
— Нет, я с самого начала знала, что непременно откликнешься.
— Тогда почему ты злишься?
— Я не злюсь.
Она старалась держать себя в руках, но что-то было не так, и Хью понял, что именно.
— Я поклялся хранить верность королю, и теперь, когда он нуждается в помощи всех своих преданных вассалов, я не могу ему отказать.
— Я не собираюсь тебе мешать.
Но она мешала! Он ощущал в ней тщательно скрываемую страсть и еще сегодня утром был уверен, что она любит его и готова в этом признаться. Припомнив утренние события, Хью чуть не застонал от душевной боли. Неужели она просто притворялась?!
— Ты говорила, что уже не любила его, когда он погиб, что он сам убил твою любовь, — неожиданно сказал он.
— Кто? — Она и вправду не поняла, о ком идет речь.
— Робин! Ведь это он всему виной, правда?
— Нет! Конечно, нет! — Эдлин яростно отвергла эту возможность.
— Он был твоей единственной настоящей любовью, а я взял его в плен на верную смерть, вот ты и решила заставить меня отказаться от своего долга перед королем, пообещав мне…
— Свою любовь? Ты это имеешь в виду? — устало спросила Эдлин.
Он собрался с духом и решил сказать все:
— Да, пообещав мне, что полюбишь меня.
— Неправда!
— Что же тогда правда?
— Я действительно когда-то любила Робина, но моя любовь угасла еще до того, как его не стало, и немудрено. Что теперь вспоминать об этом!
— Но тогда почему ты так себя ведешь? Мне тоже нелегко. Какой-нибудь слабак на моем месте извел бы себя угрызениями совести, во имя долга оставляя жену.
— Но ведь ты не слабак!
Да она над ним просто издевается!
Казалось, Эдлин хочет что-то сказать, но никак не может подобрать нужных, единственно верных слов.
— Тебя могут убить, — сухо произнесла она наконец.
— Мы уже обсуждали это, — ответил Хью тоже подчеркнуто сухим тоном. — Меня не убьют.
Ее внешнее спокойствие дало трещину.
— Робин тоже так говорил! — почти вскрикнула она.
— Я — совсем другое дело.
— Мне доводилось видеть немало вдов, чьи мужья отправились воевать, убежденные в своей неуязвимости.
— Они-то и были похожи на Робина. Кажется, над нами все время витает его тень, мешая нашему счастью!
— Нет!
— Что же тогда заставляет тебя противиться моему отъезду?
Эдлин бросила на Хью такой свирепый взгляд, что он решился на то, чего никогда бы не позволил себе раньше.
— Или ты боишься Пембриджа? — спросил он осторожно.
— Пембриджа?
— Да. Ты ведь встречала его, когда была замужем за Робином?
Реакция Эдлин была красноречивее всяких слов — ее глаза расширились от ужаса. Значит, это правда, и она солгала, когда сказала, что незнакома с Пембриджем. К чему такая скрытность?
— Да, встречала, — призналась Эдлин.
Она предала его! Хью едва не пошатнулся от переживаемых мук.
— Значит, я ошибался, и дело в Пембридже? Ты его любишь?
— О, Господи, нет! — Эдлин вскочила на ноги. Хью заметил, что ее била дрожь. — Я утаила от тебя свое знакомство с Пембриджем потому… потому, что действительно боюсь его!
— Боишься?
— Он никогда не делал мне ничего плохого, но он ужасный, жестокий человек.
В этом она права, подумал Хью.
— Я всегда хранила верность Робину, несмотря на его похождения.
— Но разве в душе ты не желала Пембриджа?
— Никогда! Не желала и не желаю! — Эдлин затрясло еще сильнее.
— А как насчет меня? Меня ты тоже не желаешь? — спросил Хью. С каждой минутой этого мучительного разговора его все больше одолевали досада и горечь разочарования.
Глаза Эдлин сверкнули, она хотела ответить, но Хью остановил ее. Он задал глупый вопрос, надо спросить иначе.
— Скажи лучше, ты любишь меня?
— Я… видишь ли… — Казалось, Эдлин из последних сил борется с собой, чтобы не выдать томившее ее чувство, заволакивавшее тоской ее глаза.
Хью затаил дыхание. Скажи «да», мысленно молил он. Она просто не может ответить иначе!
— Нет, не люблю, — последовал ответ.
Хью с шумом выдохнул воздух.
— Стало быть, так!
— Так, — подтвердила она. — Я не люблю тебя, но клянусь, что буду тебе верной женой и никогда не предам.
В ее глазах больше не было ни тени смущения или страха. «Ни одна женщина не будет хвастаться, что за ней увивается Пембридж», — припомнились Хью слова Этельберги. Пембридж действительно мерзкий, коварный тип. Похоже, все сказанное Эдлин — правда.
Хью вздохнул и повторил ее же слова:
— Спасибо и на этом.
Он вышел на лестницу и, пошатываясь, стал спускаться в большую залу. Во что теперь верить? Эдлин заслуживала презрения, но он не мог презирать ее, такую умную, добрую и желанную. Святые угодники, как он желал ее!
Хью уже был готов повернуть назад, когда увидел поджидавших его за столом в зале Уорто-на, сэра Линдона, сэра Филиппа и Ральфа Перретта, которые, должно быть, собрались на военный совет. По их лицам Хью догадался, что упреков не миновать.
— Ну что, жена отпустит вас в поход? — усмехнулся Уортон.
Оперевшись о стол руками, Хью сел.
— Она, должно быть, переутомилась, — неодобрительно заметил сэр Филипп.
— Эта женщина совсем отбилась от рук, ей нужна суровая дисциплина, — сердито бросил сэр Линдон.
— Мне приходилось много раз видеть подобные сцены, — примирительно сказал Перретт. — Известие об отъезде супруга на войну жены всегда встречают слезами.
Хью мучительно хотелось высказаться, но он промолчал. Он привык быть первым во всем — в верховой езде, в бою, в искусстве военачальника. И вот сегодня, обходя с Бердеттом имение, он многократно выказал полное невежество, задавая глупейшие вопросы. Бердетт, конечно, терпеливо отвечал, ничем не выдавая своего изумления, но Хью был ужасно недоволен собой.
А теперь вот соратники стараются помочь ему наладить отношения с женой, словно он какой-то неопытный мальчишка! Что может быть досаднее и унизительнее?
Еще неприятнее было сознавать, что он сам поощрил их на это своими репликами в пивной. Возможно, он и прислушался бы к мнению товарищей, но у него не выходил из головы праведный гнев Этельберги. За столь ничтожное время он совершил столько промахов, сколько не сделал, должно быть, за всю жизнь.