Хэнк тоже все знает. Да и как ему не знать? Однажды она встретила его, когда, как обычно, шла к Таро. Хэнк ждал ее на подъездной аллее. Уговаривал пойти в школу прямо сейчас, в такую рань, и вид у него был странный, словно виноватый. Гвен глянула вперед — у дома стоит «тойота». Значит, мать провела здесь ночь, а Гвен и не подозревала. Думала, та еще спит, когда, по своему обыкновению, тихо заперла входную дверь в пять тридцать утра.
В другой раз она видела их, когда выгуливала Систер. В пикапе, на обочине дороги, что ведет с шоссе на Лисий холм. Она быстро отвернулась, однако успела заметить запрокинутую голову мастери, ее открытый рот, их поцелуй. Гвен пробежала весь путь к дому — тщетно, слишком многое запечатлела память.
— Ты поднимаешь шум из ничего, — продолжает убеждать Марч.
— Послушай, ты не обязана ничего мне объяснять. Это твоя жизнь — и точка.
Гвен откидывает голову на сиденье и глядит в окно. И вдоль шоссейной Хай-роуд, и на центральной Мейн-стрит — призраки, балерины, ниндзя, рыцари… Веселый Хеллоуин. Словно вся власть в городе перешла к детям. Они повсюду, на каждом перекрестке. Носятся, светя фонариками, с сумками, полными сластей.
— Спасибо за то, что подвезла, — бросает Гвен, выходя у дома. Крис, и закрывает дверцу машины, прежде чем мать успевает что-либо сказать.
У Крис уже битком набито, в прихожей целый ворох курток. Музыка так гремит, что басы проникают сквозь стены и даже сквозь одежду Гвен.
— Наконец-то! — восклицают Крис и Лори, когда она появляется на кухне.
Мать Крис готовит пунш на апельсиновой газировке и соке грейпфрута. Все девушки, как положено в такую ночь, в черном. Даже блондинка Крис надела черный ведьминский парик.
— Ты потрясающе выглядишь, — отмечает Лори.
— Думаешь?
Гвен не уверена. Ах, ей бы научиться без стеснения воспринимать комплименты, распрощаться со своей вечной зажатостью…
Мать Крис закончила с закуской и напитками и удаляется в дальнюю комнату, ибо обещала дочери не стеснять своим присутствием их вечеринку. Не успевает за ней закрыться дверь, как Алекс Махони (новый, с недавних пор, бойфренд Лори) достает литр виски — «подкорректировать» пунш. Всех искренне веселит хитроумный план набраться-таки под завязку. За исключением Гвен; она смотрит на Хэнка, входящего через заднюю дверь. Лицо с мороза в румянце, листочки прилипли к светлым волосам. На нем поношенное черное пальто (одно из тех как пить дать, что перестал носить Холлис), джинсы, чистая белая рубашка. Гвен уже неплохо его знает: он, конечно, сам гладил рубашку, тщательно и очень осторожно (не дай бог прожечь!), потому и опоздал. И Гвен любит его за это еще больше.
— Вот и ты, дружище, — приветствует его Алекс, протягивая стакан. — Этот пунш, поверь, тебя проймет.
Хэнк понимающе усмехается в ответ, но ставит стакан на стол и идет к Гвен.
— Прекрасно выглядишь, — наклонившись, шепчет он.
— Спасибо.
Ей удалось! Она сумела выслушать комплимент, не конфузясь. А раз так, то все теперь может случиться. Сегодня — словно ночь ее мечтаний. Гвен обвивает Хэнка руками. Он — единственный. Была ли она когда-нибудь в своей жизни счастливее, чем теперь, когда танцует с ним или, сидя на подлокотнике кресла, смотрит, как он метает дротики в мишень? К полуночи Гвен готова уходить. Они хотят пойти на озеро Старой Оливы и остаться нам наедине. Кроме того, компания, хлебнув ядреного «пунша», становится все более несносной. Самое время уйти.
— А знаете, что у нас следующим номером программы? — интригующе спрашивает Алекс. — Глухая топь.
— О!
Кто-то заухал, словно привидение. Рассмеялась девушка, коротко и нервно.
— Я серьезно. Захватим парочку красных петард и ка-ак…
— Неужто будем выкуривать Труса? — звучит предположение.
— Кишка тонка! — дразнится Крис.
Смеются.
— Не буди… Труса, пока тихо, — переиначивает пословицу кто-то осторожный.
Гвен, морщась, слушает все это, а затем поворачивается к Хэнку — сказать, какие же великовозрастные балбесы эти парни. Но его уже нет. Ни в комнатах, ни в кухне, ни в прихожей.
— Видела Хэнка? — спрашивает она Лори, а потом по очереди всех, кто попадается ей на пути.
Никто не видел. Гвен в смятении. Будто в те пару минут, когда она отвернулась от него, все пошло не так. Схватив куртку, она выбегает на улицу. Оставил ее на вечеринке, ушел, не попрощавшись, — что все это значит? Почему он там, за два квартала, идет по улице так быстро, что черное пальто развевается за ним плащом?
Гвен бежит изо всех сил и, догнав, с досады бьет кулачком прямо в спину.
— Как ты мог? — кричит она сквозь слезы. — Так-то ты поступаешь с теми, о ком обещал всегда заботиться? Уходишь, бросаешь?
Хэнк бледен. Посреди темной улицы не угадать выражения его лица. Вдруг Гвен понимает, что не только у нее на глазах слезы.
— Что случилось?
— Трус, — произносит Хэнк.
— Тот мужик в Глухой топи, которого они собрались пугать?
— Это мой отец.
Они молча идут сквозь город. Два-три запоздалых вымогателя сластей обзванивают двери, но большинство уже разбрелись по домам спать. Восходит серп луны, однако ночь по-прежнему необычно темна. Хэнк, руки в карманах, идет так быстро, что Гвен еле поспевает. Первоначальный план отброшен, они не на озеро идут — куда уже перебрались, ища уединенности и романтики, десятки парочек с вечеринок, — а берут курс на холм.
— Разве твоя вина, что ты сын Алана?
Хэнк улыбается, но как-то безотрадно.
— В самом деле? Тогда почему мне так хреново?
— Может, он не такой плохой, как говорят.
Хэнк не желает это обсуждать и еще больше ускоряет шаг. Они опять идут молча, в тишине, тарой нужной сейчас им обойм. Вот и дом на Лисьем холме. Хэнк останавливается.
— Я устал. Увидимся завтра.
Для ожиданий Гвен в отношении «ночи сбывшихся мечтаний» это чересчур. Мечта разрушена, убита. Нет, так просто домой она не вернется!
— Ну и двигай, если уж так хочется! А я не побоюсь прогуляться в Глухую топь.
Девушка круто разворачивается и уходит, не думая о безрассудности своего поступка (она не очень даже понимает, в какой стороне вообще эта самая топь).
— Эй, подожди, — волнуется Хэнк, — тебе туда нельзя.
Поздно. Гвен решительно шагает в верном, как ей кажется, направлении. Хэнк зовет, но она не останавливается. В голове отдается эхом звук дыхания, а вверху с дерева на дерево перелетают какие-то создания (птицы, надеется она, а не жутковатые летучие мыши). Девушка, секунду поразмыслив, забирает на восток; верней, туда, где он, по ее мнению, находится.