— Вопросы есть?
Она воспользовалась представившейся возможностью:
— Помнишь, ты мне предлагал одолжить машину?
— Зачем тебе машина? — удивился он.
Она собралась с духом. Скорее всего, ее собака много времени будет проводить на этой земле, поэтому надо у него спросить.
— Я хочу взять собаку из приюта.
— Ты серьезно?
Она кивнула.
— Собаку нельзя на целый день оставлять одну, Элли. А здесь будет сбор урожая — самая горячая пора. Тут будет шумно, будет много людей и техники. Эта собака, наверное, достаточно уже натерпелась в жизни, а ты хочешь привести ее сюда? — Он развел руками. — А если ты решишь вернуться обратно в Лондон?
— Я остаюсь, так что это не проблема. — Она вздернула подбородок.
— Подожди до конца урожая. Если ты не передумаешь, я сам отвезу тебя в приют и поручусь за тебя, если понадобится.
Все это справедливо, и все же в горле у нее застрял комок.
— До завтра.
— Завтра суббота. За выходные просто перечитай свои записи, попробуй вина из погреба Гарри, посмотри, сможешь ли определить сорта винограда на вкус.
— Ладно, приятных выходных. — Она сложила свои вещи в компьютерную сумку, села на велосипед и поехала домой, чувствуя, что потеряла часть завоеванного доверия.
Утром в субботу Аллегра начала разбирать кабинет Гарри. Он всегда был аккуратен, так что это было несложно. Хотя у Аллегры комок подступил к горлу, когда она обнаружила, что он сохранил все письма, которые она посылала ему за эти годы.
А еще там были фотографии. Большая коробка. Вот ей восемь лет, четырнадцать, одиннадцать. Восемнадцать, она тут разодета в пух и прах, потому что в тот вечер они куда-то собирались с Ксавом, Ги и его тогдашней подружкой Хелен. А вот старые фотографии — подросток, в котором с трудом можно узнать ее отца. Мальчик — может, это тоже ее отец? И еще люди, которых она совсем не узнавала.
А на самом дне была фотография в обложке, которую явно сделал профессиональный фотограф. Аллегра затаила дыхание, когда увидела на ней жениха и невесту, с улыбкой глядящих в глаза друг другу. Женихом был Гарри, а вот невесту она никогда не видела. Да и отец никогда не говорил ей, что Гарри был женат. Так кто же тогда невеста? И что с ней стало?
Она пошла на кухню сделать себе кофе и наткнулась на Гортензию, которая что-то готовила.
— Bonjour, мадам Бувьер.
— Bonj… — начала Гортензия, потом нахмурилась. — С тобой все в порядке, Аллегра?
— И да, и нет. — Она сморщила нос. — Я только что нашла вот эту свадебную фотографию Гарри. Я и понятия не имела, что Гарри когда-то был женат.
— Это было очень давно. Я тогда и сама еще была ребенком, — сказала Гортензия, чем немало ее удивила. — Они провели здесь медовый месяц, когда моя мать была экономкой.
— Она была француженка? Поэтому Гарри много лет назад уехал из Англии и поселился здесь во Франции?
— Нет, она была англичанкой.
— А что с ней сталось?
— Это очень печальная история. Она умерла при родах.
— О нет… — Аллегра прикрыла рот рукой. Она думала, может, они развелись. Хотя тогда это было не так просто сделать. — Она умерла здесь? Наверное, Гарри нужно было похоронить рядом с ней?
— Ее похоронили в Лондоне. Он переехал сюда после того, как это все случилось. Здесь они были счастливы.
Аллегра прикусила губу:
— Жалко, что я не знала. Я ведь жила в Лондоне. Могла бы носить цветы ей на могилу и следить, чтобы она была всегда прибрана.
— У него была договоренность с флористом из цветочного магазина недалеко от кладбища. Вам придется ее отменить.
Аллегра покачала головой:
— Ни за что. Пусть будет так, как хотел Гарри.
Гортензия одобрительно кивнула.
— Я правда ничего об этом не знала… Я даже не знаю, как ее звали.
— Так же, как тебя, ma chère.
Аллегра изумленно уставилась на нее:
— Меня назвали в ее честь?
— Тебе придется спросить об этом своих родителей.
Проще сказать, чем сделать. Насколько Аллегра знала, Шарль и Эмма Бошам сейчас были на гастролях где-то в России. А она еще в самом раннем детстве усвоила, что родителям нельзя мешать, когда они работают.
Только здесь она чувствовала себя членом семьи. Но ее присутствие, наверное, все время напоминало Гарри о его потере. О жене и ребенке.
— Прошлого не изменишь, — мягко сказала Гортензия, как будто мысли ее прочитала.
— Нет. — Аллегра вздохнула. — Жалко, что я ничего не знала.
После обеда она продолжила разбирать бумаги Гарри. Вот сейчас ей точно не помешала собака, которую она могла бы обнять и которая не стала бы ее судить, а приняла ее такой, какая она есть. Она знала, что может позвонить Джине, но знала она и то, что ей скажет лучшая подруга: «Садись на следующий же рейс и прилетай домой, я встречу тебя в аэропорту».
Это было бы так просто. Но это было бы бегством. А она хотела себе доказать, что у нее получится.
Почему родители никогда ничего не говорили о жене Гарри? Хотя в этом нет ничего удивительного, в их мозгу подолгу не задерживалось ничего, что не имело отношения к музыке. Но вот почему Гарри ей не рассказал?
Ее это задело. Причем сильно.
Аллегра решила пойти прогуляться и поднять себе таким образом настроение, потому что шоколада в доме не было, а у Николь было уже закрыто, так что это единственный способ сейчас получить дозу эндорфинов. Она даже может еще застать закат, если повезет.
Почти неосознанно она направилась к небольшому озеру на границе ее владений, за которой начинались земли Ксавьера. Когда она была подростком, она всегда сюда приходила, чтобы подумать. А еще именно здесь они с Ксавьером впервые занимались любовью в сумерках летнего вечера. Она помнила каждую секунду — какие он ей дарил тогда ощущения, как она смутилась, когда он начал ее раздевать, переживала, что не выдержит сравнения с гламурными красотками, с которыми он встречался до нее, и как потом то изумление, которое она увидела в его глазах, и та нежность, с которой он до нее дотронулся, развеяли все ее страхи.
Как же она его любила.
Десять лет назад. Столько всего изменилось.
Она присела на берегу озера и положила подбородок на колени. Над водой скользили стрекозы, ее печаль стала понемногу рассеиваться.
Потом она почувствовала движение где-то совсем рядом и подняла глаза.
Ксавьер.
Его ей сейчас хотелось видеть меньше всего на свете. Но, учитывая, что озеро было на границе их владений, а она сейчас сидела на его стороне, попросить его уйти она не могла.