Шли месяцы, Потемкин, мысленно махнув рукой, уехал в Петербург, дела не могли ждать, когда императрица очухается от своего горя, потянулись на зимние квартиры и придворные. Екатерина никого не держала, вернее, просто не замечала ничьего отъезда. Государство не могло рыдать месяцами вместе со своей правительницей, людям нужно жить, чиновникам заниматься делами, и Царское Село постепенно опустело.
Жизнь со смертью Ланского не закончилась, множество вопросов требовало разрешения, множество дел не терпело отлагательств, не всегда императрицу могли заменить Потемкин или Безбородко. И вот однажды…
Луна заливала все вокруг ровным, холодным светом, делая и без того знобкую ночь вовсе неприятной. Две женские фигуры, закутанные в теплые плащи, скользнули из дворца в Царском Селе к выходу, прошли мимо прикорнувшего часового, стараясь не шуметь и не разбудить, выбрались на площадь, где также дремали на козлах своих разномастных экипажей толстые кучера. Выбрав коляску поприличней, женщины приказали вознице:
– В Петербург!
Тот с сомнением покосился на пассажирок:
– Энто дорого встанет!
Одна из женщин снова махнула рукой:
– Езжай, тебе говорят.
– А деньги-то есть?
– Приедем в Петербург, найдутся, – вздохнула вторая. И что-то было в ее голосе такое, что кучер понял, что в обиде не останется. Всю дорогу пассажирки молчали, а кучер, пощелкивая кнутом, сначала гадал, кто бы это мог быть, а потом, утомившись долгими мыслями, стал напевать.
На заставе при въезде в город из будки к ним никто не вышел, проследовали легко, а уж там кучер сообразил поинтересоваться:
– Куда везти-то?
– В Зимний.
– Куда?!
– Вези!
Когда подъехали поближе, та, что посолидней, приказала:
– К Новому Эрмитажу.
Кучеру не слишком нравилось ночное приключение, как бы не остаться без заработка, а кобылка-то устала, все же от Царского Села до Зимнего дворца путь не близкий. Еще меньше ему понравилось, когда обнаружилось, что в Эрмитаже никого нет, окна темные и стража тоже куда-то запропастилась.
– Не поворачивать же обратно, – усмехнулась одна из странных пассажирок.
Кучер уже решил везти их прямиком куда-нибудь в полицию, как последовал совсем нелепый приказ:
– Нужно сломать дверь!
– Чево?! Это вы у себя, барыня, дверь ломайте! Нешто во дворце можно?!
И тут услышал смех:
– А я у себя и велю ломать!
Женщина вышла из коляски и принялась громко стучать в дверь ногой. На шум откуда-то со стороны примчался с фонарем заспанный слуга, закричал на подходе:
– Эй, чего творишь-то, чего творишь?! Щас полицейского позо…
Он не договорил, едва не бухнувшись на колени перед женщиной в плаще:
– Ваше Величество! Простите великодушно, не узнал! Да как же, Ваше Величество?!
Тут и кучеру стало не по себе. Неужто государыню вез, не признав?! Да еще и деньги требовал. И вообще собирался в полицию сдать! Кучер почувствовал, как у него подкашиваются всегда крепко державшие ноги. Но императрица не стала ждать, она очень устала, а потому, услышав, что ключей нет, а где камердинер, слуга не знает, потому как без хозяйки дворец стоит пустой, приказала ломать дверь.
При свете луны и фонаря, принесенного слугой, Екатерина с Перекусихиной пробрались в комнаты и кое-как устроились поспать на остаток ночи. Слуга растопил камин, принес еще дров и воды, сам сбегал к Потемкину с сообщением о неожиданном возвращении государыни.
Утром для Екатерины все вошло в привычную колею, но прежним уже не было, государыня что-то делала, с кем-то разговаривала, решала вопросы, отвечала, приказывала, но двигалась, словно во сне, пробудиться от которого не было ни сил, ни желания. Не запрещая ничего придворным, сама не посещала балы, маскарады, праздники, не играла в карты по вечерам, норовя запереться ото всех и остаться одной. Рядом были только самые преданные люди: неизменная Мария Саввишна Перекусихина, любимые и привычные камердинеры Захар Зотов и Алексей Попов, с докладами приходил Безбородко, посещал и молча сидел рядом Потемкин.
Именно вот это его молчаливое сочувствие и было Екатерине дороже всего, оно куда вернее вздохов и слов, оно от души.
Немало нашлось тех, кто попытался поскорее найти Ланскому замену, вспомнили красавца Павла Дашкова, наперебой принялись подсовывать рослых, умных, образованных поручиков, дипломатов, способных скрасить чей угодно досуг… Не выдержав, Екатерина попросила:
– Гриша, скажи, чтоб не старались. Душа болит…
Потемкин быстро прекратил эту ярмарку кандидатов в фавориты. Как ему это удалось, знал только он сам. И за такую помощь Екатерина тоже была тайному супругу благодарна, недаром говорят, что друзья познаются в беде.
Правда, ее горе было столь велико и непритворно, что к нему с сочувствием и пониманием отнеслись все, в том числе и заграничные корреспонденты…
Асам Потемкин занялся делом… Никто не знал, что такое они обсуждают с Безбородко всякую свободную минуту. Пошли даже нехорошие слухи о готовящемся заговоре…
Все оказалось просто. Еще когда приезжал император Иосиф под именем графа Фалькенштейна, он бросил фразу: мол, мало ли что князь Потемкин наговорит о своих успехах в Малороссии, вот если бы посмотреть… Екатерина согласилась, но тогда дальше рассуждений о необходимости время от времени посещать не только близлежащие губернии, но весьма отдаленные не пошло. Потом в путешествие отправились великие князья, а потом случилась беда с Сашей Ланским. И вот теперь Потемкин задумал невиданное – прокатить государыню и почти весь двор «с ветерком» по Малороссии.
С кем обсуждать такое путешествие, как не с «хохлом» Безбородко? Обоих захватила такая идея. Большой любитель и умелец организовывать грандиозные праздники, Потемкин кипел от восторга при мысли закатить этакий праздник на всю Европу. Сердце Григория Александровича не терпело вида заплаканной или тоскующей императрицы.
Для начала соратники прикинули маршрут, причем, войдя во вкус, Потемкин даже вскочил, взволнованно забегал по комнате, размахивая руками и теребя свои и без того не слишком причесанные волосы:
– До Крыма! Чтоб сам Крым посмотрела и море с горы!
Несколько более осторожный Безбородко, прекрасно понимая, чем чревата такая «прогулка» в Крым государыни, поскреб затылок:
– Опасно… Турки обидятся, решат, что это к войне…
– И пусть к войне! Турок побьем, и вовсе все наше будет!
Флегматичный Безбородко шмыгнул носом:
– Так мы к войне готовимся или к путешествию?
– Сначала к путешествию. Понимаешь, Андрюша, ничего не пожалею, жизни своей не пожалею, чтоб показать товар лицом!