— Мне надо прежде узнать, что мы будем делать в эти выходные.
Когда это произошло впервые, Джемма не обратила на это внимания. Еще до того, как она успела заподозрить неладное, ее подруга перестала появляться в компании. Старым добрым девичникам с ее участием был положен конец. Подруга сменила «я» на «мы», так что теперь она всегда брала с собой своего бойфренда, который даже не пытался делать вид, что ему нравится проводить время в их обществе.
В первый раз, когда одна из ее подруг появилась с обручальным кольцом на пальце, Джемма по наивности сказала:
— Пообещай, что мы всегда останемся подругами.
К тому времени как кольцом обзавелась уже третья ее подруга, Джемме хотелось сказать:
— Разбей его молотком, чтобы проверить, настоящее ли оно.
Но сейчас она наконец почувствовала себя в их шкуре.
Они с Колином последнюю неделю проводили вместе каждую свободную минуту.
Когда привезли мебель, они вместе показывали рабочим, что куда ставить. Забавно было спорить из-за того, где лучше будет смотреться голубой коврик: в их спальне или в гостиной. Колин сказал, что прикроватный столик в «их» спальне на «его» стороне слишком маленький, и они поменяли его на тот, что приобрели для гостевой спальни.
Когда один из грузчиков не смог поднять большое кожаное кресло, которое присмотрел для себя Колин, Джемма шумно вздохнула и сказала:
— Жаль, что тут нет Ланни и Пера.
Колин, проходя мимо нее, подхватил ее за талию, вынес из дома, посадил в кресло и в таком виде занес в дом.
Рабочий из отдела доставки посмотрел на расширенные глаза Джеммы и сказал Колину:
— Бьюсь об заклад, вечерок у вас будет что надо.
И конечно, он оказался прав.
В тот вечер они наконец откупорили присланное Тесс шампанское и выпили за дом и мебель.
На следующее утро Колин отвез Джемму обратно в гостевой дом.
— Тебе ведь здесь очень нравится, правда? — сказал он, продолжая сидеть за рулем.
— Ты имеешь в виду поместье твоих родителей или гостевой дом?
— И то и другое. Все вместе.
— Мне нравится библиотека в гостевом доме. Это самое красивое место из всех, где мне приходилось работать.
Он больше ничего не сказал, лишь проводил ее, поцеловал на прощание и отправился на работу.
Джемма провела день, читая старинные документы Фразьеров и делая заметки. Потихоньку у нее начинала складываться более цельная версия истории о первом Фразьере, прибывшем в Америку. Ее всерьез заинтриговал этот человек. Джемму мучил вопрос: чем он так зацепил графскую дочь, что она в него влюбилась? Может, Шеймас был необыкновенно хорош собой? Нет, едва ли. С другой стороны, он был Фразьером, так что завоевать знатную даму ему скорее всего помогла сила.
К четырем часам она все чаще стала ловить себя на том, что смотрит на часы и думает, когда же появится Колин.
В пять он отправил ей эсэмэс.
«Элли дала мне кое-что, что можно приготовить на ужин. Можешь приехать и поиграть в повара? Как насчет того, чтобы остаться у меня на ночь?»
Джемма швырнула в сумку чистое белье, компьютер и тетрадь с записями положила в другую сумку и уже через пятнадцать минут после получения текстового сообщения была у него дома, то есть «у них» дома.
Они любили друг друга так, словно не виделись долгие месяцы. Джемма даже не подозревала, что способна испытывать столь отчаянную потребность в сексе.
Вместе они приняли душ, затем отправились смотреть, что принес из магазина Колин. Они сумели сообща приготовить еду и в процессе готовки съели половину того, что приготовили. Наконец они сели за «их» стол в «их» столовой, окна которой выходили в «их» сад.
После ужина они разговаривали. Они все еще так мало знали друг о друге, и у них обоих было много такого, о чем они никогда никому не рассказывали.
Колин поведал о том, что стал настоящим шерифом совсем недавно. Для того чтобы занять эту должность, нужно было выиграть выборы, а он не хотел проходить через это испытание.
— Сама мысль о том, чтобы расклеивать плакаты по всему городу, призывая за меня голосовать, была мне неприятна. Я бы предпочел, чтобы за меня это делал кто-то другой, — сказал он.
— Так кто же проводил кампанию за тебя?
Колин опустил взгляд в бокал с пивом.
— Моя мать наняла какую-то женщину из… — Он махнул рукой.
— Из Нью-Йорка?
— Конечно.
И они оба рассмеялись над всем этим.
В десять они оба были уже в постели, а в шесть тридцать утра — в спортзале. На этот раз никого, кроме них, там не было. Майк и Сара вернулись в Форт-Лодердейл, а Люк прислал сообщение о том, что всю ночь они с женой не спали из-за малышей. После тренировки Колин запер входную дверь на засов, и они занялись любовью на скамейке для жима лежа, а потом вместе приняли душ.
После совместно прожитой недели жизнь вошла в привычную колею — дни они проводили порознь, каждый занимался своим делом, а вечером Колин присылал ей сообщение, состоящее из одного-единственного слова «Домой», — и Джемма из гостевого дома приезжала в «их» дом.
Второе ограбление ворвалось в их жизнь почти при тех же обстоятельствах, что и первое. Они вообще были очень похожи — эти два преступления. Вновь преступник действовал днем, когда хозяин был дома. На этот раз открыли потайной сейф в стене и забрали антикварную брошь.
В ту ночь Джемма увидела совершенно другого Колина. Он принес в дом толстую папку с фотографиями, которые Рой сделала в обоих подвергшихся ограблению домах.
— Оба раза, — озабоченно сказал Колин, — грабитель зашел через главную дверь, не замеченный никем из жителей дома или соседей. И оба раза было украдено нечто хранящееся в тайнике.
Колин разложил все документы на большом кофейном столе, который выбирала Джемма. Она села на подушку на полу, тогда как Колин уселся на диван. Несколько часов они провели, читая показания и рассматривая фотографии.
Джемму очень удивило, что во взломанном сейфе, помимо броши, хранилось двадцать пять тысяч наличными, а также некоторые документы.
— И вор не взял деньги? — спросила она.
— Он к ним не притронулся. — Колин вытащил документ с самого низа стопки. — Украденная брошь была застрахована. Вот копия той фотографии, что была сделана страховой компанией.
То была большая и уродливая брошь с маленькими гранатами и какими-то мутными аквамаринами.
— Не могу представить, что за нее можно выручить много денег, — сказала Джемма. — Модной ее не назовешь. Разве что ее ценность в том, что она принадлежала какой-то знаменитости.
— Нет, никакой знаменитости она не принадлежала, и ее оценили всего в две тысячи двести долларов.