– Здрасте, – откликнулся Квасов и с беспокойством потянул носом.
Давно забытый, плотный дух домашних пирогов со сладкой начинкой и теплого молока – невозможный, одуряющий запах детства настиг Антона. Совершенно околдованный, он перешагнул порог.
– Это мне? – Маня потянулась к медведям.
– Тебе и сестрам. – Антон сбыл психоделических медведей, которыми прикрывался, как броней, и теперь стоял уязвимый, не зная, куда девать руки.
Теплая ладошка забралась в руку Квасова.
– Пойдем, я тебе свою комнату покажу, – светским тоном пригласила Маня.
Антон очнулся:
– М-м-м. Да! Конфеты – маме.
– Кормящим нельзя, – робко заметила Танечка, и Антон почувствовал себя полным идиотом. Конечно, кормящим нельзя шоколад, о чем он только думал.
– Значит, сами съедите, – замял он свою оплошность.
Маня уже тянула гостя в ту самую детскую, которую по понятным причинам он не очень-то рассматривал в первый раз.
Это была веселая комната с окнами на запад, и солнце собирало последние лучи с полки для игрушек, с аккуратно заправленной кроватки и коврика на полу.
Антон понял, что не угадал с подарком. Его медведи выглядели бедными родственниками кукол и пупсов в натуральную величину, оккупировавших полку, часть кровати и пола. Не стоило сюда приходить, опять подумал Квасов.
Маня обвела пухлой ручкой свои владения:
– Нравится?
– Еще как!
– Хочешь, поиграем?
Антон с видом мученика уставился на девочку:
– Я не умею.
– Ты не умеешь играть? – Маня с осуждением покрутила головой и успокоила, почему-то шепотом: – Я тебе сейчас покажу. Садись.
В следующие десять минут Квасов не меньше ста раз оглянулся на дверь в надежде, что о нем вспомнят и чудесным образом спасут от плена и пыток. Чуда не произошло.
Маня всучила Антону полимерного младенца по имени Илья, заявила, что он мокрый и его следует перепеленать.
– Почему Илья? – попытался оттянуть момент истины Антон.
– Потому что Илья Муромец, – авторитетно сообщила Маня, – долго не ходил ножками. Притворялся маленьким, чтобы враги не узнали, какой он сильный.
– Да? Это кто тебе сказал?
– Это я сама знаю. У тебя есть дети?
– Нет.
Маня распахнула раскосые глазенки:
– У тебя правда нет детей?
– Правда нет.
– Никаких?
– Никаких.
– А будут?
– Наверное, – невнятно пробормотал Антон.
– Тогда я тебя научу пеленать, – деловито пообещала Маня, – и еще купать.
До купания, правда, дело не дошло – Сима наконец избавила от комнатного тирана.
– Привет, прости, я освободилась, – заглянув в детскую, порадовала она Антона.
Антон только сейчас рассмотрел: на том месте, где у соседки еще недавно был необъятный живот, обнаружилась стройная талия.
– Ничего. – Он поднялся со стула, кляня себя за то, что принял приглашение.
– Пойдем чай пить, – позвала Сима.
Чувствуя себя жертвенным ягненком, Антон поплелся следом за хозяйкой.
Симка усадила гостя в красный угол – лицом к двери, не жалея, плеснула в изящную (слишком изящную) чашку из тончайшего, хрупкого даже на вид фарфора – до краев.
– Спасибо. – Палец не помещался в чайном ушке, но и без этого Квасов чувствовал себя полным идиотом.
Над столом повисло неловкое молчание.
– Спасибо тебе, Антон, – хрипло выговорила Сима.
– За что?
С того приснопамятного дня Квасов несколько раз сталкивался во дворе с Наиной и всякий раз выслушивал поток благодарностей, хотя благодарить следовало Господа Бога и врачей.
– За то, что ты так удачно ночевал на скамейке тогда. Иначе…
– Да брось, все нормально было бы.
– Врачам так не показалось. – У Симки навернулись слезы на глаза.
Антон сделал вид, что не заметил волнения соседки, принялся с усердием жевать. Эти слезы он как раз прекрасно понимал – близкое дыхание смерти забыть невозможно.
Пирог был восхитительный – яблоки с корицей, и Антон, проглотив, признал:
– Вкусно.
– Ешь, а то ты выглядишь голодным. – Симка замолчала, разглядывая своего спасителя.
Нет, сегодня сосед выглядел несравненно лучше – побрит, отмыт и причесан, и ногти чистые, и рубашка… А она уже думала, что ничего, кроме камуфляжа, в гардеробе Квасова не водится. В этой рубашке у соседа даже выражение лица другое – хроническое неудовольствие уступило место легкой растерянности. Это новое выражение очень шло Антону и меняло его до неузнаваемости.
– Антон, а ты чем занимаешься?
«Началось. Какого черта я здесь делаю?» – вновь подумал Антон и с сожалением вспомнил о поллитровке в холодильнике.
– Да так, охранник я.
– Что охраняешь?
– Кооператив гаражный. – Более никчемное занятие сложно придумать, читалось на лице у Квасова.
Ответ неожиданно заинтересовал соседку.
– Далеко от дома?
– Не очень. В квартале.
– Да? Слушай, а есть у вас свободные боксы в кооперативе? – продолжила расспросы Сима.
– Понятия не имею. А тебе зачем?
– Мне муж, бывший, – зачем-то добавила Симка, взглянув на Квасова, – обещает машину купить.
– А-а, – протянул Антон, – тогда конечно. Я поинтересуюсь, если хочешь.
– Да, ты поинтересуйся. И цены узнай сразу, ладно?
– В аренду или купить?
В Антоне внезапно пробудился коммерческий интерес: затеплилась надежда сдать свой пустующий бокс.
– Купить, конечно. – Симка не всегда была женой-почти-что-олигарха и деньги считать не разучилась.
– Понятно. – С арендой он опять пролетел. Вот она – реальная возможность без хлопот избавиться от гаража, говорил себе Антон, но что-то удерживало от такого решения.
После ранения старенькие, но ходкие «жигули» пришлось продать, а гаражный бокс Антон продавать жалел, будто ждал, что когда-нибудь в нем появится машина.
Ни на чем не основанное ожидание.
Нога – не хвост ящерицы, и на месте раздробленной не появится новая, так что не стоит увлекаться пустыми мечтами.
«Обойдутся эти Юн вместе с Ворожко», – подвел черту под своими сомнениями Квасов.
По какой-то причине пироги вдруг потеряли вкус.