– А, это просто: вам мой знакомый говорит одно, мне – другое. Он зачем-то хочет нас поссорить.
– А что он вам обо мне говорит?
У меня вырвался смешок: этому типу, оказывается, ничто человеческое не чуждо! Ему не все равно, кто и что о нем говорит!
– Сказал, что вы контужены и списаны из армии в запас. И что вы обо мне плохо отзываетесь. Считаете меня странной и… – Я замялась, не желая повторять о себе глупости.
Тут за воротами послышался шум двигателя и просигналил клаксон – приехала Дарья с детьми.
Обсудить возникшую проблему и выработать общую стратегию мы со Степаном не успели.
Я вернулась в дом, переоделась и высушила волосы.
Покидая двор, оглянулась, поймала на себе хмурый взгляд соседа и почувствовала прилив смелости.
– Знаете, Степан, а давайте проучим моего знакомого? – неожиданно предложила я, останавливаясь у калитки. – Нельзя позволять людям безнаказанно портить другим жизнь. Вы согласны?
Сосед пожал широкими плечами:
– Мне без разницы, пусть треплется, если ему в радость. Во всяком случае, моя жизнь от этого не испортится.
– Значит, мне не рассчитывать на вашу помощь?
– Нет, я не полезу, – качнул головой Степан, – это ваши дела.
Мы катались на карусели парами: Дашка с сыном Андреем, я – с Зойкой. Девочка ела мороженое и приставала ко мне с вопросами:
– Вить, а почему у тебя нет мужа?
– Потому что я не встретила свою половинку.
– Это как?
Пришлось рассказать Зойке легенду об андрогинах.
– А мама встретила?
– Безусловно!
– А тогда почему они ссорятся?
– Ну, ссора освежает их чувства, – плела я, – они все-таки давно живут.
– Так у всех?
– У большинства.
– А ты так не хочешь? – Зойка была догадливой и не в меру сообразительной девочкой.
– Не хочу. Раньше хотела, а сейчас нет.
– Почему?
– Постарела, поумнела.
– Я тоже постарела, поумнела и тоже не хочу, – поделилась младшая Вахрушева, – мне надоели их ссоры, хочу уехать далеко-далеко. В Африку.
– Гулять?
– Нет, работать. Со слонами.
– Вот как? А мама с папой знают?
– Нет. Не говори им, а то вдруг у меня ничего не получится.
– А что должно получиться?
– На биофак в универ поступить.
– Там сдают химию, могу с тобой позаниматься, – предложила я Зое.
– Ой, правда? Давай! Когда начнем?
– Давай когда я перейду на новую работу. У меня тогда будут выходные и праздничные дни. Вот и начнем.
Потом дети катались с горок, на картингах, на колесе обозрения, а мы с Дашкой сидели в кафе и обменивались впечатлениями от жизни.
– Надоело все, – как обычно, впала в крайность подруга, – махнуть бы на море, так нет, Вахрушев, видите ли, не может.
– Поезжай с детьми.
– Да? Оставить Вахрушева на вольном выпасе?
– Куда он денется?
– Не представляешь, сколько охотниц до чужого добра, – Дашка прожгла меня взглядом, – так и ждут, когда я зазеваюсь.
– Почему ты не доверяешь Егору?
– Ты выйди замуж, а потом поговорим, – уничтожила меня Дашка.
И только я собиралась достойно ответить подруге, в дверях заведения появился Максим Петрович Француз с девочкой-подростком.
Они что-то оживленно обсуждали, а я старалась удержать под контролем эмоции. Девочка держала Максима Петровича за руку. Трогательная привязанность отца и дочери повышала рейтинги Француза.
За пару секунд до того, как Максим меня увидел, девочка привстала на цыпочки и коснулась щеки отца поцелуем.
Ухоженная рука Француза, с широкой ладонью, длинными трепетными пальцами, легла девочке… на попку…
Я растерянно захлопала глазами.
Максим Петрович с похотливой улыбкой похлопал подружку по мягкому месту и оглядел столы. Тут Француз наткнулся на мой полный сожаления взгляд. Лицо председателя (о боже, неужели мы будем видеться каждый день?) дрогнуло, он кивнул мне.
Дашка, как всегда не вовремя, пристала:
– Кто это?
– Максим Петрович, – одними губами проговорила я, – мой новый шеф.
Француз и девочка (оказавшаяся при ближайшем рассмотрении девушкой лет двадцати) выбрали столик у окна за моей спиной.
Девушка что-то щебетала, Француз изредка вставлял словечко, но о чем был разговор, я не слышала.
– Еще один импотент! – Дашка сидела к парочке лицом и не сводила с Француза выразительного взгляда – слишком выразительного.
– Что за чушь?
– Если мужчину тянет на молоденьких, это говорит о половом бессилии.
Я с благодарностью посмотрела на Вахрушеву:
– Думаешь?
– Ты мне льстишь. Это не я так думаю, это психиатрия. Небось простатит мужика замучил, вот он и избавляется от комплекса с помощью нимфеток. Знаешь, у них простата напрямую связана с головой. Отказывает одно – тут же выходит из строя другое.
– Даш, у него кольцо на руке.
– Теперь ты понимаешь, что испытывает замужняя женщина, когда она не видит мужа больше десяти минут? – подхватила Дашка.
– Это не обязательно, я думаю, – неуверенно произнесла я.
– Она думает! Не смеши. Вон, – Дашка выстрелила взглядом в сторону Максима Петровича со спутницей, – наглядное подтверждение ненасытности и полигамности мужчин.
– Не правда, существуют однолюбы, – упрямо воспротивилась я действительности.
– В книжках. Или в самом конце, когда жизнь подсовывает фигу такому мачо, он вдруг делает открытие, что все живое больше трахать не может. Выбирает наконец одну и тратит остаток сил на нее.
– Видишь, не так все и плохо.
Наш содержательный разговор прервали возбужденные, радостные Андрей с Зойкой. Дашка заказала пиццу, а я подалась в туалет.
На обратном пути столкнулась с Французом в предбаннике, Максим Петрович улыбнулся мне своей особенной, заговорщицкой улыбкой и тихо, со значением, проговорил:
– Приве-ет.
Я поняла, что эта улыбка – его визитная карточка, и бросила несколько снисходительней, чем хотела:
– Привет. У вас отличный вкус, – и проплыла мимо.
Француз проводил меня взглядом.
После встречи со Степаном мне пришлось переодеться (это стало доброй традицией – после встречи с соседом моя одежда приходит в негодность), теперь вместо брюк и ботинок на мне были юбка и полусапожки.