– Надо отправить Петухову в город, пусть выяснит, что там к чему с нашими паями, – предложил кто-то особенно кровожадный.
В прокуратуре на проходной меня долго допрашивал парнишка в погонах (ничего не понимаю в звездах): к какому я следователю, во сколько мне назначено. Предлагал передать следователю мое заявление и пожелание, смотрел очень недоверчиво (наверное, адским блеском в глазах я напоминала шахидку), звонил, уточнял, советовался, что со мной делать.
Через сорок минут я уже так хотела в туалет, что потеряла всякий интерес к земельным паям.
Наконец меня сканировали и допустили на олимп – на второй этаж учреждения.
Первое, что я сделала, – заскочила в дамскую комнату, а уж потом нашла кабинет следователя Д.С. Тихомирова, который вел наше дело. Стукнула костяшками кулака в ламинированную под орех дверь и вошла.
За столом, спиной к окну, сидел мужчина – крупный человек с широченными, как мне показалось, плечами. Яркий свет падал со спины следователя, как при контражурной съемке, лицо оказалось в затемнении, и рассмотреть черты собеседника мне не удавалось.
– Здравствуйте, – произнесла я.
Реакции не последовало.
Я замялась у дверей, ожидая приглашения, приветствия или жеста, – не дождалась.
Как вести себя в кабинете следователя, если он делает вид, что тебя нет, я не имела понятия. Подалась назад, вышла, закрыла за собой дверь и снова постучала, но уже громко.
– Войдите!
Услышав отзыв, вернулась в кабинет и повторила:
– Здравствуйте.
– Петухова Витольда Юрьевна?
– Я самая.
– Ты чего это представление устраиваешь? – огорошил меня хозяин кабинета.
Он поднялся, обошел стол и приблизился ко мне.
И тут со мной случился приступ дежавю.
Этого мужчину я определенно когда-то знала, мы где-то вот так же стояли и смотрели друг на друга так же – с удивлением и недоверием.
Где это было? Когда? Кто это, черт возьми!
– Не узнаешь?
– Дима? – с идиотской улыбкой выдавила я, начиная понимать, что следователь Д.С. Тихомиров – это и есть Дмитрий Тихомиров! Человек, которого я пятнадцать лет назад поменяла на юбочника и волокиту (к тому же женатого) Степку Переверзева.
– Да, я. А ты совсем не изменилась. Совсем. Даже странно.
Странностей в последнее время было очень много. Я хлопала глазами, борясь с подступившим волнением.
– Неужели ты?
– Я.
– Ты – и здесь?
– Давай присядь, – пришел на помощь Дима, оценив мое состояние как тяжелое.
Я упала на стул под грузом воспоминаний.
…Общагу поставили на ремонт, и до конца второго семестра нас переселили в общежитие юридического института.
Сессия выдалась нервной и веселой. В юридическом учились ребята после армии, после горячих точек, с корочками, открывающими любые двери, – парни, совершенно непохожие на наших! Но самым непохожим был Дмитрий Тихомиров – воплощение невозмутимости и спокойствия, граничащего с нирваной.
Ходили слухи, что Дима успел повоевать в Афгане, служил в каких-то элитных войсках. По отношению к войскам слово «элитный» было не вполне корректным (подразумевались, видимо, какие-то привилегированные способы умереть за Родину), но произносилось не иначе как с придыханием.
В отличие от Степана, который обворожил и влюбил в себя всех девушек курса, Дима не был завоевателем. Он был созерцателем.
Знаки внимания, которое проявлял ко мне Дмитрий, были едва различимы, как вкрапления золота в породе, их могли рассмотреть только профессионалы, а профессионалом в этой области я не была – сдержанность Тихомирова сбивала с толку. Если мужчина ведет себя так сдержанно, думала я, значит, ему не особенно нравится девушка.
Дима не навязывался, он будто бы ждал, что я сделаю первый шаг, а у меня и в мыслях не было двигаться навстречу невнятному Диме. Я двигалась навстречу Степану, разочарованиям и комплексам.
После сессии, перед самыми каникулами, в общаге накрыли стол. За столом Степан блистал остроумием, сыпал анекдотами, при первой возможности подсел ко мне, что-то шептал на ухо, то и дело как бы случайно касался, задерживал руку на моих коленях, а Тихомиров, невозмутимый, как вождь ирокезов на совете племени, наблюдал за маневром Переверзева.
Степка плел паутину, окучивал меня с таким напором, что я уже готова была уединиться с ним хоть в душе, хоть в мужском туалете – лишь бы доставить радость своему герою.
Дальше произошло непредвиденное: в общаге вспыхнул пожар. Загорелась кухня. Потом говорили, что кто-то бросил окурок мимо пепельницы – так гордо именовалась консервная банка на подоконнике. Вызвали пожарных, началась свалка, Степан исчез, не завершив начатого маневра, а Дима эвакуировал меня вместе с барахлом.
Я уезжала на следующее утро после застолья. Вещей было очень много, буквально «диван, чемодан, саквояж, корзина, картинка, картонка и маленькая собачонка», и Димка вызвал такси и отвез меня на вокзал.
На вокзале мы за пару минут обсудили ночное происшествие, погоду, экономическое положение в стране и предстоящие каникулы. Выглядело это так:
Дима: Ты не замерзла?
Я: Нет, не замерзла.
Дима: Жаль, что вчера так вышло.
Я: Да, жаль.
Пауза.
Дима: Чем заниматься будешь дома?
Я: У мамы огород. А ты?
Дима: Буду искать работу.
Я: Где?
Пауза.
Дима: Пока не знаю, но, скорее всего, в структурах.
Темы были исчерпаны, и дальше мы в полном молчании пялились на табло.
Я вообще не понимала, как себя вести с молчуном Дмитрием, и несколько минут до прихода поезда показались мне продолжением сессии. Экзамен я (а может, мы оба) провалила.
Тихомиров внес вещи в вагон, взял номер моего телефона в Заречье и стал пробираться к выходу. Навстречу Диме в вагон влетел Переверзев с букетом желтых роз.
Степка схватил меня в охапку и целовал, пока поезд не тронулся. Проводница орала на провожающего, необидно обзывала, а он кривлялся и балагурил:
– Я жену провожаю, девушка, один остаюсь, как узник замка Иф, – и, как мне показалось, успел очаровать «девушку» – даму бальзаковского возраста – по пути к выходу.
Степка рассчитал прыжок, залихватски спрыгнул на гравийную насыпь, а проводница предупредила:
– Не скоро такой остепенится, ох и намаешься ты с ним.
В одном ошиблась – маялась с Переверзевым не я.
В общем, все лето я терзалась, ждала звонка то от Переверзева, то от Тихомирова, ни тот ни другой не позвонил. Переверзев – потому что (как выяснилось) встретил судьбу, а Тихомиров – потому что не хотел мешать нам с Переверзевым. Комедия положений.