— Стой, — сказал Джейсон.
Сначала Пайпер не поняла, в чем дело, но потом услышала впереди журчание воды. Они вышли из леса и оказались на берегу реки шириной футов сорок и глубиной всего несколько дюймов: широкая серебристая полоса воды, бегущая по ровному каменистому дну. В нескольких ярдах вниз по течению стремнина ныряла в темно-синий омут.
Было что-то пугающее в этой реке. Цикады на деревьях замолчали, не пели птицы. Казалось, только вода здесь имеет право голоса.
Чем больше Пайпер прислушивалась к журчанию реки, тем заманчивее выглядел поток. Девушке захотелось напиться. Может, стоит снять обувь и помочить ноги в воде? Омут… вот бы прыгнуть туда вместе с Джейсоном и понежиться в тени деревьев, поплавать в приятной прохладной водичке. Это так романтично.
Пайпер встряхнулась: это же не ее мысли. Что-то шло не так, словно вода воздействовала на них волшебным голосом.
Джейсон уже сидел на камне и снимал ботинки, глядя на омут с безумной улыбкой, как будто собирался вот-вот туда ухнуть.
— А ну прекрати! — заорала Пайпер на реку.
Джейсон ошарашенно встрепенулся.
— Что прекратить?
— Это я не тебе, — бросила Пайпер, — а ей.
Чувствуя себя довольно глупо, девушка указала на воду. Она готова была поклясться, что река их чуть было не усыпила.
Когда дочь Афродиты уже было решила, что ей мерещится и Джейсон вот-вот скажет то же самое, река заговорила: «Простите меня. Пение — одно из немногих удовольствий, которые у меня остались».
Из омута, будто поднимаясь на лифте, вынырнула какая-то фигура.
У Пайпер напряглись плечи. Именно это существо она видела на клинке своего кинжала: быка с человеческим лицом. Кожа существа отливала такой же синевой, как и сама река, копыта скользили над поверхностью воды. На его бычьей шее сидела голова человека с короткой и вьющейся черной бородой, уложенной колечками в древнегреческом стиле; печальные глаза за бифокальными очками глядели пронзительно, а губы, казалось, были вечно недовольно поджаты. Слева на его голове рос единственный бычий рог, изогнутый и черно-белый, такие когда-то использовались воинами в качестве кубков. Из-за дисбаланса голова существа клонилась влево, так что казалось, что он пытается вытрясти из уха воду.
— Здравствуйте, — печально сказало существо. — Полагаю, вы пришли меня убить.
Джейсон снова надел ботинки и медленно поднялся.
— Э-э-э… Ну…
— Нет! — вмешалась Пайпер. — Простите, мне так неловко. Мы не хотели вас беспокоить, но нас послал Геркулес.
— Геркулес! — вздохнул человекобык, загребая копытами воду, словно готовясь напасть. — Для меня он навсегда останется Гераклом. Таково его греческое имя: «прославленный Герой».
— Забавное имя, — заметил Джейсон. — Учитывая, что он терпеть не может Геру.
— В самом деле, — согласился человекобык. — Возможно, именно поэтому он не возражал, когда римляне переименовали его в Геркулеса. Конечно, большинство знает его именно под этим именем… это его бренд, если хотите. Геркулес — это всего лишь надуманный образ.
В словах человекобыка сквозила горечь, он говорил так, будто Геркулес — его старый друг, сбившийся с пути истинного.
— Вы — Ахелой? — спросила Пайпер.
Человекобык подогнул передние ноги и склонил голову в поклоне, показавшемся Пайпер милым и немного грустным.
— К вашим услугам. Исключительно речной бог, в прошлом — дух самой большой в Греции реки, а ныне приговорен течь здесь, на противоположной от моего старого врага стороне острова. О, боги жестоки! Но я так и не понял, кого они хотели наказать, заключив нас рядом: меня или Геркулеса.
Пайпер не поняла, что это означает, но непрекращающееся журчание реки снова затопило ее разум, заставив вспомнить об удушающей жаре и подумать, как хорошо было бы окунуться. Она постаралась сконцентрироваться.
— Я — Пайпер, — представилась она, — а это Джейсон. Мы не хотим драться, просто Геракл… Геркулес… в общем, он разозлился на нас и прислал сюда.
Девушка рассказала, как они отправились в древние земли, чтобы помешать гигантам пробудить Гею. Поведала, как в их команде оказались и греческие, и римские полубоги и как у Геркулеса случился приступ гнева, стоило ему услышать, что их прислала сюда Гера.
Голова Ахелоя все клонилась влево, так что Пайпер сомневалась: то ли он засыпает, то ли просто единственный рог перевешивает.
Когда она закончила говорить, Ахелой посмотрел на нее с таким сожалением, словно у нее на коже выступила сыпь.
— Ах, моя дорогая… легенды правдивы, знаешь ли. Духи, водяные людоеды.
Пайпер с трудом подавила писк. Об этом она Ахелою ничего не рассказывала.
— К-как?..
— Речным богам многое ведомо, — проговорил человекобык. — Увы, ты зациклилась не на той истории. Если бы ты добралась до Рима, то могла бы извлечь большую пользу из легенды о потопе.
— Пайпер? — спросил Джейсон. — О чем он говорит?
Мысли Пайпер вдруг закрутились, как стеклянный калейдоскоп. «Легенда о потопе… Если бы ты добралась до Рима».
— Я… я не уверена, — пробормотала девушка, хотя при упоминании потопа у нее в мозгу прозвенел тревожный звоночек. — Ахелой, я не понимаю…
— Да, не понимаешь, — сочувственно протянул бог. — Бедняжка. Еще одна девушка, одураченная песнями сына Зевса.
— Минуточку, — вмешался Джейсон. — Во-первых, я сын Юпитера. А во-вторых, что это за разговоры про «бедняжку»?
Ахелой не обратил на него внимания.
— Девочка моя, известно ли тебе, из-за чего я сражался с Геркулесом?
— Из-за женщины, — вспомнила Пайпер. — Деяниры?
— Да, — Ахелой подавил вздох. — Знаешь, что с ней случилось?
— Хм… — Пайпер глянула на Джейсона.
Тот вытащил путеводитель и принялся перелистывать страницы.
— Вообще-то тут не…
Ахелой возмущенно фыркнул.
— А это еще что?
Джейсон моргнул.
— Просто… «Mare Nostrum: Путеводитель Геркулеса». Он дал нам эту книжку…
— Дело не в книжке, — настаивал Ахелой. — Он ведь всучил ее вам только ради того, чтобы задеть меня за живое, так? Он знает, что я ненавижу такие вещи.
— Вы ненавидите… книги? — переспросила Пайпер.
— Фи! — лицо Ахелоя покраснело, так что его синяя кожа стала фиолетовой, как баклажан. — Это не книга!
Он стукнул копытом по воде, и из нее, точно крошечная ракета, вылетел свиток и приземлился перед человекобыком. Тот, слегка подталкивая копытами, развернул пожелтевший кожаный пергамент, покрытый поблекшими письменами на латыни и искусно выполненными вручную рисунками.