— А я бы тебя всюду узнал, ты все такой же… светлый, — растроганно отвечал Вадим. — Поверить не могу! Я ведь считал тебя погибшим.
Да нет же. Вот он я.
Сань, ты погоди, ложись сейчас. Тебе вставать пока нельзя. Доктор не велит.
Вадим обернулся к стоявшему в растерянности доктору:
— Идите, Валентин Николаевич, сделайте, что я вас прошу. Игорь, — радостно распорядился он в трубку, — отвези доктора, куда он скажет, и выполняй все его приказания. Сделай такую милость, дружище.
— Все сделаю… Вадим Петрович, — запнувшись от удивления, отозвался Игорь.
Саня посмотрел по сторонам.
— Где это я? Твои, что ль, хоромы?
— Мои. Скажи лучше, как ты себя чувствуешь?
— Бывало и похуже. Так это твои ребята меня по темечку саданули? Герои, нечего сказать. Дай только встать, я им покажу, как ломать аппаратуру.
— Сань, да плюнь ты. Мы тебе новую купим, как только выздоровеешь. Поедем и выберем самую лучшую. А хочешь, я тебе студию звукозаписи куплю?
— Надо же! Ты что, Рокфеллером стал?
— А черт его знает, кем я стал. Только не тем, кем хотел. Живу так, по инерции, куда иду — не знаю… Не спрашивай…
Он все еще не мог поверить в то, что Саня сидит здесь, перед ним, в его доме, который сразу до неузнаваемости изменился, стал цветным, объемным, и сад за окном был другим, мягким и прозрачным, исполненным живительных соков и особого тайного смысла.
Александр, казалось, изучал его, пытливо вглядываясь ему в лицо.
— Где ж ты пропадал? Где ты живешь сейчас? — спрашивал Вадим.
— В Ярославле. Мне после Афгана домой не хотелось возвращаться, да и учиться все-таки надо было. Друг мой, мы с ним вместе служили, предложил ехать с ним в Ярославль. Ну я и поехал. Окончил там университет, тоже биофак. Работаю. Защитил кандидатскую. Ну а птицы — моя страсть. Я благодаря им весь бывший Союз исходил.
— В Ярославле, так близко, — проговорил Вадим, поникнув головой. — А сюда зачем приехал?
— Тебя повидать, — Александр улыбнулся. — Вот и повидались. Способ, прошу заметить, весьма оригинальный.
— Меня? — Вадим смотрел на него во все глаза. — Как ты мог меня найти? Ты видел?.. — он чуть было не сказал «Веру», но не посмел назвать это имя.
— Нет, — спокойно сказал Саня, — я ее не видел. Она написала мне письмо.
— Как?! Куда? Она знала, что ты жив?
— Видишь ли, меня тут как-то показывали по телевидению, не важно, по какому поводу, и так случилось, что она видела эту передачу. Она написала в студию, и мне любезно передали ее письмо.
Он вынул из нагрудного кармана легкой джинсовой куртки конверт и протянул Вадиму:
— Вот, прочти.
Вадим отшатнулся. Опять она, через столько лет. Теперь, когда он чудом нашел Саню, она не может больше стоять между ними, ни в мыслях, ни в разговорах, и никогда не встанет!
— Зачем? Она писала тебе. Я не хочу его читать, — сказал он, отстраняясь от протянутой руки.
— Прочти, — настаивал Александр, — тогда ты многое поймешь. Так лучше. Мне трудно объяснять тебе все самому.
Вадим развернул небольшой листок бумаги.
«Милый, родной мой, — писала Вера, — не смею произнести твоего имени, потому что знаю, — я недостойна этого. Ты должен презирать и ненавидеть меня и будешь прав. Мне нет прощения. Но прошу, заклинаю тебя, умоляю на коленях — повидайся с Вадимом. Верь мне: лишь я одна виновата в том, что произошло, это я разрушила вашу дружбу, я соблазнила его, когда он совсем этого не хотел и противился как мог. Не суди его так строго и беспощадно за минутную слабость, за трагическую ошибку — он расплачивается за нее всю жизнь. Ему сказали, что ты погиб, и с тех пор он каждый день и час мучается и казнится чувством вины. Он любил тебя как родного брата и продолжает любить. Уйми горечь обиды, будь к нему милосерден, не пожалей для него слов утешения, и тогда вам обоим станет легче.
Прощай, не думай обо мне слишком плохо, если можешь. Вера».
На конверте стояла дата полугодичной давности. К письму Вера приложила визитную карточку Вадима, которую он ей когда-то дал.
Вадим давно уже прочел письмо и все не решался поднять на Александра глаза.
— Ты ей ответил?
— Да, написал, что получил ее письмо и обязательно с тобой повидаюсь. Больше ничего.
— Так значит, если бы не это письмо, мы могли бы не встретиться?
— Честно? Да, могли не встретиться. Хотя, как видишь, случай распорядился за нас. Я мог оказаться в Москве и по другим делам. Что ж, поделом мне: я здесь уже с неделю, а все собирался с духом, все тянул, откладывал, сначала одно, потом другое; видно, судьбе надоело играть с нами в кошки-мышки, и она решила все за нас.
— Неужели ты никогда бы меня не простил, не будь этого письма? — Вадиму было трудно говорить, и Саня это видел.
— Знаешь, я много думал о том, что с нами произошло, и понял, что в этом есть и моя вина.
— Твоя вина?! — Вадим не верил своим ушам.
— Да, моя! Я должен был во всем разобраться. Повел себя как последний псих. Ведь не зря мне показали те фотографии. Твой отец все хорошо рассчитал, с дальним прицелом. Прости, я знаю, что он умер, и не хочу говорить о нем плохо. Наверно, он считал, что так будет лучше для тебя. Но с тобой я должен был поговорить. А потом было уже поздно. Вряд ли я решился бы на встречу с тобой. Откуда мне было знать, нуждаешься ли ты в моем прощении. Или в моем обществе. Столько лет прошло. У каждого из нас была своя жизнь. — Саня начал заметно волноваться. — Нарваться на равнодушный взгляд или натянутый тон, — что может быть страшнее? Иногда для того, чтобы встретиться с прошлым, требуется больше мужества, чем на войне!
Он внезапно побледнел, и Вадим всполошился:
— Ложись сейчас же! Мы забыли про лед. Какой я идиот! Приношу тебе одни несчастья. Почему бы тебе сразу не пристрелить такого кретина, как я?
— Черт, меня тошнит, — сказал Александр.
Во двор как раз въехала машина с бригадой медиков. Дом наполнился людьми в белых халатах. Вадима бесцеремонно выставили из комнаты больного и попросили больше не докучать ему своим присутствием.
Во второй половине дня вернулась Светлана, совсем не ожидая застать дома Вадима, и была поражена царившей повсеместно суматохой. Ворота поминутно открывались и закрывались, впуская и выпуская машины. Кухня была завалена продуктами и фруктами, вкусно пахло мясными блюдами, печеным и ароматными травами, повара суетились у плит, на которых дымились кастрюли и шипели сковородки. На всех этажах драили полы, протирали мебель. В саду подметали дорожки, несколько человек чистили бассейн.
Мимо прошмыгнул Антон, нагруженный до подбородка картонками.