— Ничего, и его достанем. Батя сказал: «Дай срок, завалим зверя. Главное — слабину у него найти». Раз батя сказал, значит, так тому и быть.
Последовало недолгое молчание. Потом первый снова заговорил тихо, с затаенным умыслом в голосе:
— Слабину, говоришь? Кажется, знаю я, какая у него слабина.
— Баба его, что ли?
— Плевал он на бабу! Тут кое-что посерьезнее имеется. Завтра с батей и обмозгуем. А пока нишкни, понял ты, урод безмозглый?
Они продолжали препираться, перемежая речь грубой бранью. Наконец, шатаясь и толкая друг друга, удалились. Спустя короткое время снова донесся звук шагов. На этот раз человек шел твердо и уверенно.
— Саня, — окликнул голос Вадима, — ты где?
— Я здесь, — отозвался Александр, выходя ему навстречу.
— Насилу от них отделался, — сказал Вадим. — Все уже основательно набрались. Теперь им не до хозяев.
Они двинулись в глубь сада по дорожке, выложенной белой плиткой.
— Слушай, а кто такой Шатун? — спросил Александр.
Вадим молчал. В саду горели фонари, было довольно светло, и лишь в аллеях, под деревьями, нашла приют изгнанная тьма. Саня посмотрел на Вадима. Неверная игра теней причудливо и странно меняла лицо друга, делала его неузнаваемым и отстраненным.
— О чем ты все время думаешь? — сказал Александр. — Ты меня совсем не слышишь. Тут двое мужиков сейчас о каком-то Шатуне толковали. Ну и бомонд, я тебе скажу. Высший свет с оттенком бандитизма. Ты бы слышал, о чем и как они говорили! Прямо боевик какой-то.
— Они тебя видели? — спросил Вадим, и даже голос его показался чужим.
— Нет, я за деревом стоял.
— Сань, не надо тебе вникать в эту крысиную возню. Зря мы устроили вечеринку! Пропади все пропадом! Сейчас пойду и выгоню всех к едреной матери!
Его взрывной нрав вновь заявил о себе, и как обычно, в неистовой, разрушительной форме. Он ринулся к дому, сжав кулаки и стиснув зубы. Александр бросился за ним и перехватил у самого входа.
— Вадим, возьми себя в руки. Так нельзя. Они твои гости. Подумай, как ты Свету обидишь!
— И она пусть катится! Пусть убирается вместе со своими друзьями! Разве она не знает, что я терпеть не могу тусовок?!
Александру стоило немалых усилий утихомирить разбушевавшегося друга.
Подошел официант с подносом и предложил бокалы с редкими винами.
— Водки принеси, — буркнул Вадим, — всю бутылку, сюда, в сад, и закусить.
В сад вынесли столик и два плетеных стула. Стол быстро накрыли, и Вадим отослал официанта.
— Водку будешь? — спросил он, берясь за бутылку.
— Буду.
— Не дам. Тебе нельзя. С каких это пор ты начал пить?
— С Афгана. Да и не пью я вовсе. Иногда только, по праздникам.
— Ладно, так и быть, налью чуток, хотя праздником сегодняшний день не назовешь. Расскажи-ка мне поподробнее, о чем эти двое, у дерева, говорили.
Саня, с трудом припоминая детали, стал передавать содержание сумбурного и непонятного ему разговора. По мере его рассказа лицо Вадима темнело и твердело на глазах. Он перестал есть и слушал, крепко сжимая в руке столовый нож, так, что побелели костяшки пальцев.
— Насколько я понял, этот Шатун сейчас здесь, среди гостей. Покажи мне его, — сказал Александр.
— Дался он тебе! Что за блажь?
— Мне, как писателю, интересно посмотреть на зловещего бандита и убийцу. Занятный типаж, должно быть. Хотя внешне, наверняка, ничего не разглядишь. А знаешь, — загорелся он, — лучше познакомь меня с ним.
— Нет, — отрезал Вадим.
— Чего ты боишься? Поговорю с ним на общие темы, ничего страшного. Не убьет же он меня на глазах у всей честной компании?
— Нет, это уже слишком, — сказал Вадим и встал. — Чушь это все — пьяные бредни нализавшихся идиотов. Нет здесь никакого Шатуна!
Александр рассердился:
— Щадишь меня, да? Думаешь, лучше меня знаешь жизнь? Я в Афгане такое видел, что не приведи господь увидеть тебе! А ты надо мной квохчешь, как клушка над цыпленком.
— Да не жизнь это вовсе, — раздраженно сказал Вадим. — Это, по твоему же образному определению, существование на простейшем уровне. Не ты сожрешь, так тебя сожрут. Что ты сравниваешь с войной? Здесь все по-другому. Здесь подлость, жадность и низость. Охота тебе поднимать муть со дна? Ты с войны человеком вернулся, не сломался, выстоял, так хочешь, чтобы здесь тебе душу испоганили? Не отдам я тебя этим подонкам, и хватит об этом!
Он был сильно взвинчен, и Александр решил сменить тему:
— Вадим, мне деньги нужны!
Эффект был самым благоприятным.
— Вот это другой разговор, — одобрил Вадим и полез в карман за бумажником.
— Ты не понял, не твои деньги, а мои.
— Опять двадцать пять! — с досадой воскликнул Вадим.
— Мне надо завтра съездить в банк и взять деньги.
— Никуда ты не поедешь! Забыл, что сказал врач? Давай свою карточку, ребята все сделают. А зачем тебе деньги? Собрался куда? — насторожился он.
— Понимаешь, Лин хочет завтра приготовить какое-то особенное блюдо. Для этого ей надо съездить на рынок и выбрать продукты самой. Я, естественно, поеду с ней, — закончил он с довольным видом.
— Час от часу не легче. — Вадим снова сел. — Ты, видно, задался целью вогнать меня в гроб. Для рынка нужен, по меньшей мере, взвод телохранителей.
— Черт побери, какие вы все запуганные! Не надо нам охраны, мы вдвоем поедем. Дай мне машину, я сам поведу.
— Разбежался, — сказал Вадим и тяжело задумался. — А нельзя ли отложить ваш поход хотя бы на день? Не спрашивай почему. Так надо. — Помолчав, он добавил с жестокой усмешкой: — Придется уладить кое-какие дела.
— Ну, если так уж надо, можно и переждать денек, — неохотно согласился Александр.
Утром, когда Егор Данилыч еще лежал в постели и угрюмо размышлял о том, что вновь подкатывает приступ уже знакомой ему необъяснимой, грызущей тоски, один из тех, что стали мучить его с недавних пор и повторяться все чаще, в дверь его спальни вкрадчиво постучали.
Вошел помощник с телефонной трубкой в руках.
— Егор Данилыч, — сказал он извиняющимся тоном, — Вертушев звонит. Говорит, что у него есть для вас важные сведения.
— Давай сюда. Проснуться как следует и то не дадут. А ты иди, не стой тут столбом. И дверь закрой.
— Ты что спозаранок взыскался? — сказал он в трубку. — Смотри, если обеспокоил меня по пустякам, башку оторву.
— Егор Данилыч, у него есть друг! — захлебываясь, затараторил Вертушев. — Я вчера все собственными глазами видел. Вы не поверите: он носится с ним, как с какой-то драгоценностью.