— Кстати о классных наездниках, — сказал один из повес, не интересовавшийся ничем, кроме спорта, — вот уже неделю я не вижу в Гайд-парке Лэнгфорда.
Уильям Баскервиль, подсчитывающий свои фишки, объяснил.
— Насколько мне известно, его невестка, герцогиня Клеймор, устроила небольшое торжество в честь дня рождения сына. Прелестная женщина. Никогда не упускаю случая сказать об этом Клеймору, — добавил он и обратился к Дю Биллю. — Кажется, вы были другом ее светлости во Франции до того, как она вернулась на родину?
Не поднимая головы от карт, Ники кивнул и, чтобы исключить возможные кривотолки, без всяких эмоций ответил.
— Мне посчастливилось стать другом всего семейства Уэстморлендов.
Удивленный его словами, один из повес, выпивший лишнего, продемонстрировал свои дурные манеры и неумение пить, когда самым бесцеремонным образом заявил.
— Ну не скажите! Говорят, вы с Лэнгфордом чуть не подрались в Альмаке из-за какой-то рыжей красотки. Баскервиль фыркнул:
— Милый юноша, когда обтешетесь в светских кругах и получше узнаете людей, научитесь отличать правду от нелепых слухов. Я слышал эту историю, но, хорошо зная Дю Вилля и Лэнгфорда, сразу понял, что она выеденного яйца не стоит.
— Я тоже! — заявил второй повеса, еще не успевший напиться.
— Несусветная чушь, — заявил Ники, когда все, затаив дыхание, ждали его реакции, — скоро о ней никто и не вспомнит.
— Не сомневайся в этом, — сказал почтенный герцог Стэнхоуп, брат мисс Чарити, бросая в растущую груду фишек на середине стола свои. — Ничего удивительного нет в том, что вы с Лэнгфордом друзья. Вы оба необычайно симпатичные люди.
— Кто же в этом сомневается? — сказал, обращаясь к Ники с лукавой улыбкой, тот повеса, что потрезвее. — Но если когда-нибудь вы с Лэнгфордом, не дай Бог, схватитесь, я все отдал бы, чтобы при этом присутствовать.
— Почему? — удивился герцог Стэнхоуп.
— Потому что видел, как они боксируют в спортивном клубе, разумеется, не друг с другом. Никто не может с ними сравниться. Я поехал бы даже в Альмак, чтобы посмотреть, как они дерутся.
— И я! — икнув, поддакнул его товарищ. Ужаснувшись их манерами, Баскервиль счел своим долгом вразумить молодых людей:
— Дорогие друзья, ни Лэнгфорд, ни Дю Вилль, ни другие подобные им джентльмены не опустятся до того, чтобы выяснять отношения с помощью кулаков, как это делаете вы, самонадеянные молокососы. Поймите же наконец, что вам следует поучиться безукоризненным манерам у старших и приобрести соответствующий лоск, которым отличаются представители высшего общества. Вместо того чтобы восхищаться мастерством Дю Вилля в кулачном бою, попробуйте завязать галстук, как он.
— Благодарю вас, Баскервиль, — небрежно бросил Ники, поскольку тот ждал от него какой-то реакции.
— Не стоит благодарности. Я говорю только правду. Что касается Лэнгфорда, — продолжал Баскервиль, снова обращаясь к повесам и ожидая своей очереди делать ставку, — то он настоящий джентльмен с изысканными манерами, образец для подражания. Надо же до такого додуматься — выяснять отношения с помощью кулаков! — фыркнул он. — Сама по себе эта мысль оскорбительна для цивилизованного человека.
— Она даже не подлежит обсуждению, — заявил, в свою очередь, Стэнхоуп, бросив взгляд на лица партнеров, прежде чем делать ставку, карты ему достались одна другой хуже.
— Простите, сэр, если… — пробормотал повеса, тот, что потрезвее, и вдруг осекся. — Вы, кажется, говорили, что Лэнгфорда нет в Лондоне, — заметил он с озадаченным видом.
Все пятеро игроков оторвались от карт и увидели Стивена Уэстморленда собственной персоной, направлявшегося в их сторону, причем лицо его скорее выражало враждебность, чем дружелюбие. Даже не кивнув в ответ на приветствия знакомых, граф Лэнгфорд, лавируя между столами, шел прямо к столу Баскервиля.
Четверо из пяти игроков настороженно наблюдали за ним, хотя не чувствовали за собой никакой вины, с видом людей, неожиданно столкнувшихся с показавшим клыки хищником, которого они принимали за ручного зверя.
И только Николае Дю Вилль не проявил ни малейшего беспокойства, напротив, держал себя вызывающе, к немалому удивлению остальных. Когда же граф подошел к нему, он откинулся в кресле, сунул руки в карманы и, продолжая сжимать в зубах сигарету, смерил Лэнгфорда презрительным взглядом.
— Хотите присоединиться к нам, Лэнгфорд?
— Встаньте! — бросил Стивен.
В том, что это вызов, не было сомнений, и несколько молодых щеголей тотчас бросились к книге, чтобы записать свои ставки на победителя. Заметив это, Дю Вилль еще глубже погрузился в кресло и, улыбаясь во весь рот, с явным удовольствием смотрел на Стивена. Словно желая убедиться в том, что он правильно его понял, Дю Вилль поднял бровь.
— Прямо здесь? — спросил он, растянув рот до ушей.
— Встаньте, — угрожающе произнес граф, — дьявольское..
— Ну, значит, здесь, — не дав ему выругаться, очень довольный, сказал Дю Вилль, зло усмехаясь, поднялся и кивком указал на одну из комнат в задней части клуба.
Известие о предстоящей схватке в ту же минуту достигло ушей управляющего клубом, и он выскочил из кухни.
— Что вы, джентльмены, что вы! Джентльмены! — взывал он, протискиваясь сквозь толпу посетителей, предупредительно освободивших помещение для соперников. — За всю историю клуба еще не было случая…
Дверь комнаты захлопнулась у него перед носом.
— Подумайте о ваших костюмах! О мебели! — закричал он, приоткрыв дверь как раз в тот момент, когда апперкот Стивена достиг цели и голова Дю Вилля дернулась назад.
Управляющий захлопнул дверь и резко повернулся. Он побледнел, но не отпускал дверной ручки. Десятки глаз были устремлены на него, все жаждали узнать, как идет бой.
— Ну, что там? — не удержался один из посетителей. На лице управляющего отразилось страдание, когда он представил возможный ущерб и подумал о том, что будет с дорогими ломберными столами, покрытыми зеленым сукном, для игры в фараон. Однако, справившись с собой, управляющий заикаясь выпалил.
— В данный момент… полагаю… можно ставить три против двух.
— В чью пользу? — в нетерпении спросил элегантно одетый джентльмен, один из тех, кто дожидался в огромной очереди возможности записать свою ставку в книгу.
Управляющий потоптался на месте и, возведя глаза небу, словно во время молитвы, снова повернулся и, приоткрыв дверь, сунул голову в щель в тот самый момент, когда один из противников с грохотом врезался в стену.