Она чувствовала себя настолько безутешной без него, что едва не поддалась искушению принести записку и все объяснить. Но что произойдет в следующий раз, если он снова впадет в ярость по неизвестной причине? Опять начнет наказывать Уитни своим пренебрежением, а ведь это такая скука — знать, что твой возлюбленный рассержен на тебя непонятно почему! Она ничуть не жалела о своем, открытом неповиновении приказу Клейтона сегодня, поскольку надеялась окончательно выяснить отношения в стычке, которой так добивалась.
Уитни даже уже подумывала, не стоит ли упомянуть за завтраком, как прекрасно провела время у Клифтонов. Да, решила она, нашаривая в темноте лампу, это неплохая мысль!
Но по зрелом размышлении идея оказалась не столь уж превосходной, со страхом поняла Уитни, когда комната внезапно ярко осветилась и она краем глаза заметила ноги в блестящих сапогах и пару темно-синих перчаток, которыми кто-то лениво похлопывал по бедру. Паника мгновенно охватила Уитни, но вместе с ней пришло и озарение. Она притворилась, что не видит мужа, завела руки за спину и направилась в гардеробную, на ходу расстегивая платье. Если только удастся заставить его подождать, пока она не переоденется в одно из самых соблазнительных неглиже, то получит небольшое преимущество, а потом желание может затмить гнев и тогда…
— Не снимай его, пока я не уйду!
Уитни обернулась, испуганная уничтожающим тоном.
Клейтон встал, надвигаясь на нее с хищностью пантеры, преследующей добычу. Уитни инстинктивно начала отступать, но тут же взяла себя в руки и гордо вскинула голову. Он навис над ней, и ей показалось, что от него повеяло ледяным ветром.
— Помнишь, я говорил тебе, что произойдет, если посмеешь снова ослушаться меня? — вкрадчивым, зловещим голосом осведомился Клейтон.
Несмотря на испуг и злобу, охватившие Уитни, она была так влюблена в этого человека, что даже голос дрожал от переполнявшей ее нежности, когда она заговорила.
— Помню, — трогательно-тихо прошептала Уитни. — И помню также многое другое. Помню слова, которые ты говоришь… когда находишься глубоко во мне, кажется, прикасаешься к моему сердцу. Я помню…
— Замолчи! — яростно перебил он. — Или, помоги мне. Боже, я…
— Помню прикосновение твоих рук, когда…
Он стиснул ее плечи и начал трясти с такой силой, что голова Уитни откинулась.
— Будь ты проклята! Я сказал, прекрати!
— Не могу.
Уитни морщилась от боли, которую ей причинял Клейтон, но не собиралась сдаваться:
— Я не могу остановиться, потому что люблю тебя. Люблю твои глаза, улыбку и…
Клейтон злобным рывком притянул ее к себе и ошеломил безумным, жестоким поцелуем, впиваясь в губы, чтобы заставить замолчать, причинить боль, отомстить. Он с такой силой сжимал ее, что Уитни не могла дышать. Но ей было все равно — она чувствовала твердость его плоти, налившейся желанием, и, когда его губы с дикой жаждой и отчаянным голодом вновь приникли к ее губам, обхватила Клейтона за шею и прильнула к его груди.
Но тут он оттолкнул ее так же внезапно, как и схватил в объятия. Клейтон тяжело, прерывисто дышал, и в лице было столько горечи, столько разочарования, что Уитни едва не нарушила данное себе обещание и не заговорила о записке. Вместо этого она храбро вскинула голову и со спокойным вызовом объявила:
— Я с радостью соглашусь подвергнуться заключению в этой комнате, если ты пожелаешь, при условии, что ты останешься со мной. В противном случае ничто и никто не удержит меня здесь, даже если придется поджечь дом.
Несколько мгновений Клейтон непонимающе смотрел на нее. Уитни выглядела такой непередаваемо красивой, юной и беззащитной, что, не испытывай он жгучей ненависти к ней и к себе, непременно улыбнулся бы. Пришлось снова напомнить, что она не кто иная, как расчетливая потаскуха. Но так или иначе, она посмела предложить ему остаться вместе с ней в запертой комнате! Иисусе! Да он едва мог выносить жизнь в одном доме с ней, хотя и вынужден был признать, что невыносимое презрение к этой женщине постоянно сменялось неутолимым желанием.
— Если ты когда-нибудь покинешь пределы поместья без моего разрешения, — тихо, взбешенно процедил он, — будешь Бога молить о той «нежности», что я выказал тебе в первый раз, когда привез сюда.
Клейтон научил Уитни гордиться силой, которую она приобрела над его телом, и этот единственный жестокий поцелуй показал Уитни, как сильно он все еще желает ее. Сознание этого дало ей мужество взглянуть на Клейтона и, слегка краснея, прошептать:
— Я уже молю об этом Бога, милорд. — И мятежно глядя ему в глаза, добавила, направляясь к гардеробной. — Однако не сомневайтесь, я обязательно спрошу вашего разрешения, прежде чем покину пределы имения.
Услышав, как захлопнулась дверь, она устало прислонилась к стене гардеробной, гораздо более потрясенная ссорой из-за того, что позволила Клейтону заметить это. Пустая угроза относительно поджога не остановит его, раз уж он решил запереть ее. Слуги, конечно, беспрекословно подчинятся его приказу и не дадут ей и носа высунуть из комнаты. Но она вывела его из равновесия, дерзко предложив остаться с ней.
Уитни сознавала, что играет с огнем. Нельзя рисковать бесконечно. Он просто обозлится настолько, что отошлет ее из Клеймора. Нужно быть рядом, чтобы вынудить его обвинить ее в воображаемом преступлении. Нужно быть рядом, чтобы разжигать огонь его желания. Что-нибудь одно — ярость или похоть вырвет Клейтона из каменного молчания.
А в это время Клейтон лежал в постели, холодно оценивая прошлое и будущее. К этому времени он сумел найти объяснение каждому до сих пор непонятному слову и поступку Уитни. Наконец-то причина ее поведения на свадьбе Элизабет стала совершенно ясной. Она намеренно бросала ему в лицо те злые, холодные слова! Просто несколько недель спустя Уитни обнаружила или вообразила, что беременна, и, поскольку отец ребенка не хотел или не мог дать ей свое имя, задумала хитрый план, который с успехом осуществила. А он, как последний идиот, с огромной радостью позволил превратить себя в рогоносца.
Клейтон не представлял, как долго сможет выносить все это. Сердцем и умом он сознавал жестокую реальность — между ним и Уитни все кончено, но предательское тело терзало его все тем же ненасытным желанием.
Вероятно, если они не будут находиться под одной крышей, он найдет забвение. Переедет в городской дом и заживет подобием прежней жизни или отправится во Францию или Испанию на несколько месяцев. Это было бы идеальным решением, однако Уитни, что бы он ни говорил, носит его ребенка, и в случае каких-либо осложнений ему не следует находиться так далеко.