Это конечно же было юридическим подтверждением факта, и без того очевидного для всех: я никудышная мать. Что ж, раз так, пора, пожалуй, сделать то, за что все будут мне только благодарны: пройти четверть мили до Тауэрского моста, перелезть через ограждение и…
— Мэм, с вами все в порядке?
Это был констебль. Совершая обход участка, он заметил, как я бессильно сползаю по стене. Выглядела я…
По-видимому, выглядела я чудовищно, если уж полицейский в огромном городе не прошел мимо обычного зрелища — одинокой женщины, подпиравшей стенку.
— Мэм?
— Да, все нормально.
— Мне не кажется, что у вас все нормально.
— Я… э…
— Вы знаете, где находитесь?
Я кивнула.
— И где, скажите мне, пожалуйста?
— В Лондоне.
— А поточнее?
— В Уоппинге.
— Вы американка?
Я снова кивнула.
— Гостите в Лондоне?
— Нет… живу здесь.
— И вы уверены, что вам сейчас не нужна помощь?
— Просто… расстроена… это личное… э… можно… такси?
— Вы хотите такси?
— Пожалуйста.
— Куда ехать?
— Домой.
— Но где это, поточнее?
Я назвала адрес. Услышав о Патни, он сразу понял, что я и впрямь жительница Лондона: какому американскому туристу пришло бы в голову забраться в этот юго-западный угол города?
— Вы уверены, что другая помощь вам не потребуется? Только такси до дому?
— Да. Домой. Можно, я поеду прямо сейчас?
— Никто вас не задерживает, мэм. Разрешите, я помогу вам с такси?
— Будьте добры.
Он поднял руку. Такси остановилось через считаные секунды. Я поблагодарила констебля, забралась в машину, назвала водителю адрес и откинулась на спинку сиденья.
Дома я была в десять часов. Тишина давила на уши. Я снова увидела лежащее на столе судебное решение, голые полки, опустевшую детскую. Прошла в ванную и приняла две таблетки антидепрессанта. Легла на кровать. Закрыла глаза, чтобы тут же широко их раскрыть с внезапно вспыхнувшей странной надеждой, что окажусь вдруг в своей прежней жизни. Вместо этого я была раздавлена беспощадной действительностью, осознав страшную вещь:
У меня забрали Джека.
Я дотянулась до телефона у кровати. Набрала номер мобильника Тони. Услышала голос автоответчика Еще раз оставила сообщение.
Но я уже понимала, что он мне не перезвонит. У него имеется решение суда, действительное на две недели. Он уехал, не оставив номера телефона, отключив мобильный — автоответчик позволял ему фильтровать звонки, оставляя мои призывы без внимания. Все было продумано до мелочей.
Но зачем было увольняться? Ведь работа в «Кроникл» была в его жизни чем-то незыблемым и неизменным, он всегда говорил, что не смог бы существовать без своей газеты.
Я положила трубку. Потом снова подняла — и попыталась дозвониться Ча. На этот раз мне повезло. Она ответила после третьего гудка. Но, услыхав мой голос, сразу занервничала.
— Я не могу говорить, — заявила она на своем спотыкающемся английском.
— Почему? Что вам про меня сказали?
Неуверенная пауза. Потом:
— Мне сказали, что я больше у вас не работаю.
— Когда они все вывезли?
— Два дня назад. И еще они привели няню быть с ребенком.
Няню? Какую еще няню?
— Когда вы говорите «они», вы имеете в виду моего мужа и…
Новая неуверенная пауза.
— Расскажите мне, Ча.
— Я не знаю ее имя. Женщина.
— Может, ее зовут Декстер?
— Я не знаю ее имя.
— Сколько ей лет?
— Я не знаю.
— Как она выглядит?
— Я не знаю.
— Ча…
— Мне пора идти.
— Вы могли бы как-нибудь прийти утром, убраться. Мне очень нужна помощь…
— Мне сказали, что я больше у вас не работаю.
— Это я должна решать, а не они. А я хочу, чтобы вы продолжали здесь работать.
— Я не могу.
— Почему?
— Они мне заплатили…
— Заплатили? За что?
— Чтобы я больше у вас не работала.
— Но… я не понимаю…
— Они сказали, что я не должна с вами разговаривать…
— Ча, вы должны объяснить…
— Мне пора идти работать.
И она положила трубку. Я тут же набрала номер опять, и мне ответили, что номер находится вне зоны действия. Она отключила свой мобильный.
— Они мне заплатили…
— Заплатили? За что?
— Чтобы я больше у вас не работала.
— Но… я не понимаю…
Я ничего не понимала. Потому что все происходящее выходило за пределы понимания.
Кто-то позвонил в дверь. Я сбежала вниз. Но на пороге я увидела незнакомого щеголеватого блондина в черном костюме, темно-синей сорочке и шикарном галстуке с цветочным рисунком.
— Вы юрист? — спросила я.
Он смущенно улыбнулся, но взгляд оставался настороженным и подозрительным.
— Грэм Дрэббл из «Недвижимости Плейфэр», отделение в Патни. Приглашен произвести оценку дома.
— О чем вы говорите?
— Вы миссис Хоббс, так?
— Меня зовут Салли Гудчайлд.
— Да, меня проинструктировал мистер Хоббс…
— Мой муж. И в чем же состояли его «инструкции»?
— Продать ваш дом.
— Знаете, он мне ничего об этом не говорил. — И я захлопнула дверь.
Он продает дом? Но он не может этого сделать, как такое возможно?
Часть меня хотела только одного: подняться наверх, броситься на кровать и впасть в истерику. Однако другой, более сильный голос сразу отмел столь неконструктивный подход и властно повторял: тебе нужен адвокат.
Вот только я понятия не имела, где в Лондоне берут адвокатов, и ничего не знала об английском законодательстве вообще и о решениях ех parte в частности. Год провела в этом городе и даже не завела ни одного друга. Не считая Маргарет. Но она тоже была янки. А теперь и вовсе уехала домой, в Штаты, вместе со своим мужем-юристом..
Маргарет.
Не раздумывая, я набрала ее номер в Нью-Йорке. Ждать пришлось долго. Наконец Маргарет взяла трубку — голос у нее был хриплый и сонный.