— Мне придется говорить с ним лично?
— Если хочешь, чтобы он тебе посочувствовал, у тебя нет другого выхода. Трейси рассчитывает, что, если тебе удастся внушить ему какие-то сомнения, мы сможем изложить нашу версию и тем заглушить говенную статью Макколла.
— Но если этот парень из «Вераити» не встанет на мою сторону, что тогда?
И снова я услышал, как мой режиссер сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Давай пока об этом не будем.
Длинная пауза. Затем он сказал:
— Слушай, я знаю, как тебе плохо…
— Плохо? Но это же все высосано из пальца!
— Вот именно. И именно так мы и будем это рассматривать. Вот почему я уверен, что нам удастся справиться. Но, Дэвид, я все-таки должен задать тебе один вопрос…
Я знал, что это за вопрос.
— Нет, — сказал я, — я никогда ни у кого ничего преднамеренно не заимствовал. И, насколько я могу судить, ни в одном из моих сценариев к «Продать тебя» нет никакой преднамеренной перефразировки цитат из чужих произведений.
— Именно это я и хотел услышать. Давай тащи свою задницу сюда. И поскорее, пожалуйста, день сегодня будет длинным.
В машине по дороге в офис я позвонил домой Элисон.
— Это самая большая пакость, с какой мне пришлось столкнуться в жизни, — сказала она, после того как я сообщил о статье Макколла. — А мне пришлось много пакостей повидать.
— Тут, как ни посмотри, все худо…
— Точный расчет на раздувание скандала! Гребаные журналисты… У них у всех мораль подзаборных котов. Прыгают на все, что шевелится.
— Элисон, что мне делать?
— Что бы ни случилось, ты выживешь.
— Это бодрит.
— Я хочу сказать, Дэвид, не надо паниковать. Доставь себя в целости и сохранности в офис. Я буду ждать тебя там. Я не позволю им запечь тебя. Жди меня там.
Пока я пробирался через плотный поток машин, я то впадал в страх, то, напротив, преисполнялся воинственности. Допустим, мое подсознание меня подвело… но я не делал ничего плохого осознанно. Более того, эта сволочь Макколл вырвал из контекста совершенно незначительный эпизод и превратил его в обвинение, за которое впору сжигать на костре. В конце концов я пришел к выводу, что единственный способ бороться с таким злопыхательством — это вылезти из угла и как следует врезать.
— Вот этого мы как раз делать не будем, — сказала Трейси Уайс, когда в начале нашего совещания я предложил поступить именно так.
Совещание проходило за круглым столом «для рождения идей», где обычно придумывались разные фишки для сериала. Собравшиеся встретили меня словами поддержки, но на лицах было четко написано: делить со мной вину они не собираются. Может, с корпоративной точки зрения это и их проблема, но обвиняемый здесь я. И если последует наказание, оно в первую очередь коснется меня.
— Дело в том, Дэвид, — продолжила Трейси, — что этот Макколл, пусть он и мстительный мерзавец, ухватил тебя за яйца. А это означает, нравится нам это или нет, что придется как-то сгладить ситуацию.
Сидевшая рядом со мной Элисон, закурив «Салем», сказала:
— Но Макколл пытается сделать из Дэвида посмешище…
— Давайте обойдемся без мелодрам, — раздраженно произнес Боб Робинсон. — У парня есть доказательства. И послушайте бывшего члена коллегии адвокатов Калифорнии: доказательства — это все, что требуется, чтобы осудить человека. На мотивы всем плевать, если тебя застанут на месте преступления.
— Но ведь есть разница, — возразил я. — Этот якобы плагиат был ничтожным…
— Большое дело, твою мате, — усмехнулся Боб. — Ты не собирался это делать, но, тем не менее, сделал!
— Да, это большое дело, твою мать, — парировала Элисон, — потому что авторы не всегда знают, откуда берут то, что пишут.
— К сожалению, — не остался в долгу Боб, — Тео Макколл выяснил это за Дэвида.
— Это произошло непреднамеренно, — заметил я.
— Мои соболезнования, и я говорю вполне серьезно. Ты ведь знаешь, как высоко я тебя ценю. Но факт остается фактом: это случилось. Ты позаимствовал несколько фраз. Возможно, ты не собирался красть, но все равно украл. Ты понимаешь, что я хочу сказать, Дэвид?
Я кивнул.
— Повторяю, — продолжил Боб, — я хочу, чтобы вы с Элисон знали — в этом деле мы полностью на вашей стороне. Мы вас не бросим.
— Очень трогательно, Боб, — сухо сказала Элисон, — вот только я надеюсь, что мне никогда не придется напоминать тебе об этих словах.
— Мы будем с этим бороться, — подала голос Трейси, — но так, чтобы наши действия не казались ни агрессивными, ни оборонительными. Необходимо перекрыть возможность дальнейших споров, опубликовав заявление, в котором Дэвид признает свою случайную вину…
— Удачная фраза, — вставил Робинсон.
— …но в котором он ни в коем случае не будет выглядеть униженным. Тон заявления крайне важен. Равно как и тон, в котором следует давать интервью Крейгу Кларку.
— Ты полагаешь, он встанет на нашу сторону? — спросил Боб.
— Он прежде всего журналист, который пишет об индустрии развлечений. Что касается нашего случая… ну, я надеюсь, он достаточно разбирается в бизнесе, чтобы понять, как могут случайно происходить подобные вещи. С другой стороны, он не такой мерзавец, как Макколл. Мы предоставляем ему право на эксклюзивное интервью с Дэвидом, к тому же ему очень нравится сериал… Учитывая все это, возможно, он решит, что история, раздутая Макколлом, — сущий пустяк, и ничего больше.
Следующий час мы работали над заявлением, в котором компания признала, что я случайно перенес несколько строчек из «Заглавной страницы» в свой сценарий. Отдельной строкой указывалось, что я был крайне огорчен, когда мне указали на «непреднамеренную ошибку» (слова Трейси, не мои), и сожалею о ней. Приводились также слова Боба Робинсона о том, что его полностью удовлетворяет мое объяснение и что он не собирается расторгнуть недавно подписанный контракт на следующие серии «Продать тебя». (На последней фразе настояла Элисон.)
В конце приводилось мое высказывание, в котором я искренне недоумевал, как такое вообще могло произойти.
«Писатели, как губки, впитывают все, что их окружает. Иногда даже они не отдают себе отчет в том, что это уже где-то было. Именно так и случилось с диалогом из «Заглавной страницы», попавшим в одну из серий «Продать тебя». Я это признаю. «Заглавная страница» — одна из моих любимых пьес, я даже играл в ней, когда учился в колледже. Но это было в 1980 голу, и с той поры я пьесу не читал и не видел. Каким образом несколько талантливых строчек Бена Хечта и Чарльза Макартура попали в мой сценарий? Честное слово, не знаю. Конечно, это не извиняет случайного переноса (опять терминология Трейси), который крайне смутил меня, как смутил бы любого автора. Я никогда намеренно не использовал слова других авторов. Это единичная ошибка, и объяснить я ее могу только сбоем подсознания. Я вытащил пару фраз из своей головы и не вспомнил, где слышал их раньше…»