Тут я заметил молоток, валявшийся среди порошков и чистящих средств в ванной комнате. Молоток был с большой, увесистой головкой. И — как я решил, сглотнув слюну, — вполне подходил для моих целей.
Я открыл морозильник, вытащил оттуда левую ногу Гари. Она свисала с края камеры. Я прикрыл дверцу. Схватил ногу левой рукой, растянул ее, насколько смог, и опустил на нее молоток, прицеливаясь в место на несколько дюймов ниже колена. Пришлось ударить еще пять раз, но наконец кость хрустнула и разломилась на две части, и нижняя часть нога сразу стала подвижной. Затем я вытащил вторую ногу и проделал с ней то же самое. На этот раз кость оказалась еще прочнее. Понадобились семь ударов, прежде чем она поддалась и разломилась на две части.
Теперь я мог сложить каждую ногу так, чтобы ступня оказалась под коленом. Это уменьшило рост Гари достаточно для того, чтобы он мог поместиться в морозильнике. Когда я закрыл дверцу, она затворилась плотно. Теперь он мог просидеть там несколько недель, пока я не соображу, что мне с ним дальше делать.
Я взглянул на часы. Без одной минуты десять. Мне необходимо пойти домой и сделать этот звонок. Я быстро схватил швабру из ванной комнаты, вылил остатки чистящей жидкости в ведро и принялся мыть пол. Мне потребовались двадцать минут, чтобы избавиться от крови и проявителя.
Я переломил ручку швабры и сунул ее в пластиковый мешок. За ней последовали ведро, кювета, разбитая бутылка из-под «Туманной бухты», осколки бокалов, мыло и шампунь. Я работал быстро, но тщательно. Я старался ничего не упустить.
Я старательно вымыл раковину и душевую кабинку в подвале. Тщательно протер все поверхности, все ручки дверей, все перила, все выключатели и прочее, до чего я дотрагивался в спальне Гари. Наконец настало время для самой опасной части операции — благополучно убраться из дома.
Я выглянул за дверь. На улице тишина. Никакого движения. Ночь безлунная. Небо в тучах. Хотя я не сомневался, что во многих домах рядом с домом Гари горит свет, я должен был рискнуть и надеяться, что никто из соседей не выглянет в этот момент из окна и не заметит, как я перебегаю дорогу.
Я втянул голову назад и закрыл дверь. Адреналин снова пошел вразнос. Я не мог двигаться, просто застыл на месте. Но мне обязательно нужно было позвонить.
Я поднял мешок и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Первым моим желанием было побежать. Со всей возможной скоростью рвануть через дорогу. Но юрист во мне настоял на спокойном поведении. Не беги. Иди. И ради всего святого, не оглядывайся.
Это было как прогулка по Сараево в разгар снайперского сезона, когда охватывает страх, что отдаленная канонада может оказаться последним звуком, который ты услышишь в жизни. Я прошел по маленькой дорожке вдоль дома Гари, ступил на дорогу и резво пошел через нее, каждую секунду боясь услышать: Эй вы! Стойте! Это будет началом конца.
Но я слышал только звук своих шагов по асфальту, затем по гравиевой дорожке, ведущей к моему дому, и тихий шорох осенних листьев. Так я добрался до двери черного хода. Я полез в спортивный костюм Гари за ключами, нашел обе связки его ключей. Но моих не было.
Я тут же упал на колени и начал судорожно возиться в пластиковом мешке в поисках моих брюк. Проверил карманы. Никаких ключей. Вывалил из мешка все окровавленные тряпки никаких ключей. Тут я заметил дыру в дне мешка.
Я поспешно побросал все вещи назад, в мешок, и оставил его около двери в подвал. Затем пошел назад по своим следам, внимательно глядя под ноги.
Далеко мне идти не пришлось. Ключи лежали у края дорогу в нескольких дюймах от обочины. Я с огромным облегчением протянул за ними руку. Но тут услышал голос:
— Эй, что-то случилось, парень?
Я с тревогой поднял голову. Это был Чак Бейли, рекламщик, живущий дальше по дороге. Под пятьдесят, густые крашеные черные волосы, одет в спортивный костюм от Кельвина Кляйна с лампочками, работающими от батарей, на обоих бицепсах.
— Чак, — сказал я, стараясь говорить спокойно. — Добрый вечер. Вот, ключи уронил.
Он продолжал бежать на месте.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спросил он. — Желание умереть, получить серьезную травму…
Я начал всерьез беспокоиться:
— Я не понимаю…
— Костюм, Бен. И кроссовки. Все черное. Ты тут, на дороге, как невидимка. Машина появится — превратит тебя в лепешку. Кого ты изображаешь, Зорро?
Я ухитрился рассмеяться.
— Точно как наш другой сосед, Гари. Все время вижу, как ой бегает ночами, одетый точно как ты. Человек-невидимка, мать твою. — Он опустил глаза вниз. — И «Найк» такие же.
— Как делишки? — спросил я, пытаясь сменить тему.
— Дерьмово. Только что потерял клиента — «Фрости Уип» А мультинациональные задницы, которые сейчас поглотили нас, все болтают о реструктуризации, сокращении штатов. Пугают всех до усрачки.
— Как в девяностые…
— Ага, настоящая психическая атака…
Он взглянул на часы.
— Пора двигать, — сказал он. — Сегодня интересный матч, трансляция из Лос-Анджелеса. Кланяйся Бет и деткам. И кончай бегать в темноте. Ты же человек семейный.
— То-то и оно.
Чак Бейли хохотнул, выражая мужскую солидарность:
— Я тебя понимаю, чувак. Пока.
Я смотрел, как он трусцой бежит по дороге. Все прошло хорошо. Лучше некуда. Мистер Бейли, вы утверждаете, что встретили мистера Брэдфорда во время пробежки в день убийства? Вы сказали, что на мистере Брэдфорде были черные кроссовки «Найк» — точно такие же, какие обычно носил мистер Саммерс. И — давайте будем точны — до этого вечера вы никогда не видели мистера Брэдфорда в черных кроссовках?
Я сделал мысленную заметку: необходимо завтра купить черные кроссовки «Найк». И немедленно убрать из окна камеру. Ее можно заметить даже с дороги.
Я прошел к задней двери, повернул ключ в замочной скважине и нырнул внутрь. Оставив мешок рядом со своими тренажерами, я помчался наверх, схватил камеру и треножник из темной спальни и вернулся в подвал. Открыл «Кэнон», вытащил оттуда пленку, потянул ее за конец, засветив все тридцать шесть кадров. Уничтожив эти дополнительные улики (и сунув их тоже в мешок), я взял трубку и позвонил в Дарьен. Ответил Фил.
— Позови ее, — сказал я.
— Бен, я же сказал тебе…
— Позови ее, мать твою.
— Ты так с клиентами разговариваешь?
— Нет, только с тупыми задницами. А теперь позови…
Он бросил трубку с таким грохотом, что мне пришлось отодвинуть свою подальше от уха. Когда я перезвонил, включился автоответчик. Тогда я оставил послание.
Бет, это я. Я расстроен. Очень расстроен. И мне думается, что, прежде чем ты помчишься совещаться с адвокатом по разводам, приятелем Венди, мы должны, по меньшей мере все обсудить, посмотреть, нельзя ли…