Хозяин кабинета ненадолго замолчал и рассеянно постучал указательным пальцем левой руки по моему кейсу:
— Разумеется, мы не обязаны тщательно проверять законность представленных документов… или, скажем, расспрашивать о занимательных способах доставки денег к нашим берегам… Отличный кейс, мистер Аллен. Чудесная кожа. Могу я спросить, где вы его купили?
— Подарок.
— Ну конечно же, — согласился хозяин кабинета и встал. — Сейчас прикажу кому-нибудь пересчитать.
Выйдя в большой офис с кейсом в руках, Макгвайр вернулся через минуту.
— Много времени не займет, — заверил он, — мы привыкли иметь дело с наличностью.
— А как раньше доставляли пожертвования для фонда? — спросил я.
— Через третьих лиц. Однако к настоящему времени сумма ваших вкладов составляет всего лишь… — банкир ввел в компьютер какие-то цифры, затем прищурился, глядя на монитор, — шесть миллионов двести восемьдесят четыре тысячи пятьсот тридцать два доллара. — Макгвайр пристально посмотрел мне в глаза. — Позвольте заметить: сумма, явно недостаточная для паевого инвестиционного фонда. Хочу сказать, что больше привык к суммам в двести миллионов, причем, как правило, речь идет о пятидесяти тысячах наличными, а остальная сумма — оборотный капитал. И разумеется, применительно к фонду подобного масштаба, речь, как правило, идет о трех-четырех крупных инвесторах.
— Похоже, вы неплохо разбираетесь в таких делах.
— Для багамского банкира? — сухо уточнил Макгвайр.
— Не хотел вас задеть.
— Я и не обиделся. Я знаю об инвестиционных фондах так много потому, что проработал двенадцать лет в Лондоне на небольшую компанию под названием «Леманн Брозерс».
Если он хотел меня смутить, то у него получилось.
— «Леманн Брозерс»… Надо же. И почему вы бросили работу?
— И перешёл в мелкий, зачуханный банк? А вам когда-нибудь доводилось проводить в Лондоне январь, мистер Аллен?
— Никогда не был в Лондоне.
— Встретив в Лондоне двенадцать январей подряд, вы будете готовы поменять зарплату и социальный пакет на кусок чистого неба. В общем, я родился на Багамах. Это — моя страна. Хотелось вернуться домой. А оффшорное банковское дело на островах постоянно доставляет удовольствие, тем более, что позволяет знакомиться с колоритными бизнесменами, наподобие вас.
— Я — не «колоритный», мистер Макгвайр.
— Мистер Аллен, любой, кто появится в моем офисе с компьютерным кейсом, наполненным тремястами пятьюдесятью тысячами долларов — колоритная личность.
У него на столе зазвонил телефон. Хозяин в ответ произнес около дюжины слов и положил трубку. Затем посмотрел на меня:
— Ваши триста пятьдесят тысяч получены и приняты на счет.
Макгвайр притянул к себе большую книгу регистрации поступлений в обложке буйволовой кожи, заполнил квитанцию и корешок, взял печать, обмакнул в чернила, дважды ударил по книге, затем оторвал одну квитанцию и протянул мне:
— Вот теперь всё официально. Можете забрать ваш кейс в зале. Да, и не забудьте компьютер.
Я встал, зажав «Тошибу» под мышкой, после чего поблагодарил банкира за любезность.
— Мы наверняка скоро увидимся вновь, — заметил он.
— Ну, это зависит…
— От чего?
— От того, как быстро будут расти наши финансовые поступления.
Банкир заговорщицки улыбнулся:
— Или от того, сколько набитых долларами компьютеров вы способны унести за один раз.
Я возразил:
— Я — не курьер, мистер Макгвайр. — Хотя и знал, что отныне я буду всем, кем только прикажет быть Джерри Шуберт.
Самолет-развалюха до Майами, быстрый перелет в Нью-Йорк, и вот в десять двадцать вечера я снова в Ла-Гуардии.
На выходе из терминала купил номер «Пост». И хотя историю Теда Петерсона передвинули на пятую страницу, заголовок, тем не менее, наводил дрожь:
«ЗА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ДО СМЕРТИ РУКОВОДИТЕЛЬ КОМПЬЮТЕРНОЙ ФИРМЫ БУШЕВАЛ В РЕСТОРАНЕ».
Как я и боялся, по словам журналиста, метрдотель «Хъятт-Редженси», Мартин Альгар, передал в полицию сведения, что Петерсон посетил его заведение вечером накануне гибели под колесами. Альгар сообщил копам, что в ресторане Петерсон был не один, что покойный яростно спорил с другим бизнесменом, сидевшим за тем же столиком. Затем спор перерос в громкую ссору.
Особенно радовал последний абзац газеты:
«Сейчас полиция штата Коннектикут разыскивает, чтобы допросить, белого мужчину, которого видели выходящим из ресторана вместе с Петерсоном. По описаниям, разыскиваемому около тридцати, рост около шести футов, телосложение среднее, волосы русые, в тот день был в светло-сером костюме».
Наверняка полицейский художник уже сидит за столом напротив мистера Альгара, составляя фоторобот подозреваемого. И наверняка полиция уже допрашивает нескольких сотрудников Петерсона.
«Были ли у него враги?» — спросят копы. И получат от всех один и тот же ответ: «Ну, как-то вечером, незадолго до гибели Теда Петерсона, на него очень злобно орал человек по имени Нед Аллен».
Когда я сел в такси, направляющееся на Манхэттен, зазвонил телефон. Как только я ответил, Джерри спросил:
— Ну, как всё прошло?
— Как по маслу.
— Рад слышать.
— Ты читал сегодняшний «Пост»?
— Я регулярно читаю газету, — ответил Шуберт тоном, в котором слышалось, что мне не стоит обсуждать подобные вопросы по телефону, который можно с легкостью прослушать. — Замечательная газета! Столько интересных историй. Ты сейчас в такси?
— Да.
— Тогда встретимся у «Фанелли». Я закажу для нас поздний ужин.
«Фанелли» — местный заповедник, едва ли не последний бар и гриль в старинном стиле, оставшийся в Сохо. На шоссе Бруклин-Квинси почти не было движения, так что я успел как раз к одиннадцати. Джерри уже уселся за столик в небольшом кабинете, расположенном за барной стойкой.
Мы оказались единственными посетителями.
— Правило современного мира номер один, — объявил Джерри, как только я сел, — никогда, ни при каких обстоятельствах не обсуждай щекотливые темы по мобильнику!
— Джерри, я до смерти перепутан.
— С какой стати? Только из-за того, что гребаный метрдотель заявил, что видел Петерсона вместе с каким-то бизнесменом?
Взяв со стола принесенный мной номер «Нью-Йорк поуст», Шуберт зачитал вслух:
— «Около тридцати, рост около шести футов, телосложение среднее, волосы русые, в тот день был в светло-сером костюме…» Да под это описание попадает половина мужского населения округа Фейрфилд!
Я заговорил тихо, едва ли не шепотом: