В ту ночь Элли снился дом, в котором она родилась и выросла. Ей приснилось, что она вернулась в детство накануне какого-то Рождества, а стены дома выкрашены изнутри серебряной краской. Дом был похож на грот, а елка была такой большой, что заполняла своими раскидистыми лапами почти весь холл. Подарки девочкам были спрятаны по всему дому, и после завтрака начались поиски клада. Они втроем – Элли, Мойра и Дэйзи – бегали из комнаты в комнату и радостно визжали, когда находили очередной подарок в красочной упаковке. Открыв один из пакетов, Элли обнаружила там самый красивый наряд, какой она когда-либо видела, – старомодное викторианское платье из бледно-голубого шелка, с кружевным воротничком. Примерив его перед зеркалом в комнате матери, она довольно вздохнула: из зеркала на нее смотрела самая красивая девочка на земле. Элли подумала, что, когда вырастет, станет великим человеком: знаменитой киноактрисой, оперной певицей или даже королевой.
Проснувшись, она увидела, что находится в дешевом отеле, в который их поселил Барри, а впереди ее ждал очередной суматошный день в душном выставочном зале. Ей вновь безумно захотелось выпить.
Вернувшись в свою крохотную лондонскую квартирку, Элли открыла адресную книжку в обложке из красной кожи и с золотой пряжкой, подаренную ей Дэйзи, когда им было лет по пятнадцать. Тогда подарок показался Элли просто дурацким, но с течением времени страницы постепенно заполнялись. Элли открыла страницу, соответствующую букве «К», и нашла то, что искала, – телефон Феликса Конвэя.
Возвращаясь на самолете из Испании, она много думала и решила, что совсем запуталась в жизни. Хуже всего было то, что она слишком много пила, – с этим обязательно надо было что-то делать. Настало время остепениться, а для этого надо было найти мужа. За прошедшие годы она познакомилась с множеством мужчин, но среди них был только один, с которым ее объединяло нечто вроде душевной близости – не сексуальной и, разумеется, не такой, как та, что объединяла Дэйзи и Майкла, но с Феликсом Конвэем ей было очень легко. Элли вспомнила последнюю ночь в саду Ферн-Холла, когда Феликсу удалось вызвать у нее чувства, которые она ни разу не испытывала прежде. Феликс с его тихим голосом и нежной улыбкой заставил ее почувствовать себя другим человеком – более мягким, спокойным…
Он давно мог жениться на Нейле Кении или какой-нибудь другой женщине, но телефонный звонок в любом случае не повредит. Элли сложно было представить, что в Ферн-Холле что-то изменилось, – вероятно, Феликс по-прежнему содержал аптеку, и по-прежнему себе в убыток. Ему, как воздух, необходимы были направляющая рука и острый ум человека, который смог бы разглядеть в доме и аптеке потенциал, – иными словами, ему нужна была она, Элли. Задача была сложной, но Элли всегда возбуждали сложные задачи.
Собрав по карманам всю мелочь, она спустилась на первый этаж, где стоял телефон-автомат, и набрала номер Ферн-Холла. В это время Феликс уже должен был быть дома.
Он поднял трубку почти мгновенно.
– Феликс, это Элли, – сказала она. – Ты меня помнишь?
– Элли? Ну конечно!
Его голос прозвучал тихо, но было заметно, что он рад ее слышать.
– Я часто думал о вас с Брэнданом, – произнес Феликс. – Ему ведь скоро восемь. Как вы?
– У нас все хорошо, Брэндан лучший ученик в классе… Знаешь, Феликс, мне тут захотелось приехать к вам в гости и пожить немного. Нейла не будет против? – осторожно спросила она.
– Нейла? Она уехала из Крегмосса еще несколько лет назад и сейчас живет со своим братом где-то в Англии. – Феликс протяжно вздохнул. – Я живу один и буду очень рад твоему приезду. Когда бы будешь у нас?
– Недели через две.
– А Брэндана с собой привезешь?
– Да, – помолчав, ответила Элли.
Вернувшись домой, Брэндан бросил ранец на кухонный стол:
– Где она?
– Если ты про Элли, она пошла по магазинам.
Услышав об этом, мальчик явно расслабился. Руби налила ему лимонаду, и он жадно его выпил. Всю неделю, прошедшую после приезда Элли, они оба заметно нервничали. У внучки Руби напрочь отсутствовало чувство такта: она ожидала, что сын сразу бросится ей в объятия и будет относиться к ней как к матери, а не как к абсолютно чужому человеку.
За прошедшие годы Руби неоднократно пыталась поговорить с Брэнданом об Элли, показать ему ее фотографии, но все это его почти не интересовало. Это был уверенный в себе, уравновешенный ребенок, имеющий достаточно четкое представление о своем месте в этом мире, и Руби не замечала, чтобы он сильно переживал из-за отсутствия родителей. Развитый не по годам, Брэндан легко заводил друзей и постоянно приводил их домой, однако с появлением Элли это сразу прекратилось. Присутствие матери смущало его: она постоянно целовала его, гладила по голове, покупала ему сладости, к которым он был равнодушен, называла «сынок» – словом, всячески пыталась загладить тот факт, что последние восемь лет превосходно обходилась без него.
У Брэндана очень редко был несчастный вид, но сейчас, сгорбившись за столом с пустым стаканом в руке, он выглядел просто жалко. Руби присела рядом с ним:
– Хочешь коржик?
– С джемом?
– Ну конечно! С клубничным.
– Тогда хочу, Би.
– Я тоже съем один за компанию, – сказала Руби и положила на стол три коржа – два для Брэндана и один для себя. Они долго сидели плечом к плечу, с ужасом думая о возможном скором расставании: они любили друг друга до беспамятства.
Пока что Элли ничего не говорила, но Руби чувствовала что- то неладное, и было заметно, что Брэндан тоже это чувствует. Они никогда не обсуждали это, поскольку воплотить свои страхи в слова означало бы сделать их более реальными. Элли не рассказывала, почему она приехала домой, не говорила, собирается ли остаться, и Руби виделась какая-то угроза в оценивающих взглядах Элли на сына и ее бесконечных расспросах – как будто она пыталась наверстать упущенное время, узнать привычки Брэндана, его пристрастия, словом за одну неделю стать ему настоящей матерью.
Где-то в глубине души Руби всегда жил страх перед подобным поворотом событий, и в каком-то смысле она была готова к этому – но про Брэндана этого сказать было нельзя. Внезапно вырвав мальчика из родного дома, разлучив его с людьми, которые любили его и которых любил он, Элли поступила бы невероятно жестоко – тем более что Брэндан испытывал по отношению к ней разве что неприязненные чувства.
Руби знала, что может до посинения повторять все это, но по большому счету она не имела на Брэндана никаких прав – он принадлежал Элли. Это был бесспорный факт, как и то, что Элли – эгоистка, думающая только о себе. Если она решила заявить права на своего сына, то сделает это независимо от того, сколько вреда это принесет. В каком-то смысле она была очень похожа на свою мать. Казалось, худшие гены Джейкоба, все то, что делало человека эгоистичным и безразличным к чувствам других людей, передались его старшей дочери, а от нее – к его внучке.