В одну минуту двенадцатого на улице прозвучал сигнал подъехавшего такси.
По пути в Манчестер Брэндан почти все время молчал. Элли рассказывала ему о том, что было видно из окна, – по-видимому, она считала, что именно так должны поступать хорошие матери. На ее объяснения мальчик реагировал лишь сухим кивком. Когда мимо проходила разносчица с тележкой, Элли предложила купить Брэндану банку газированного напитка, но он отказался.
Его мысли постоянно возвращались к Би. Грустное лицо Би в тот момент, когда он выходил из дома, Би, гладящая его, больного, по головке, напевающая ему колыбельную, читающая ему вслух, играющая с ним в карты, смотрящая футбол по телевизору и возбужденно вскрикивающая, когда у ворот его команды возникала опасность… И вновь лицо Би при расставании. Би была для него целым миром, тогда как мать ему совсем не нравилась – и он знал, что не понравится никогда.
Вскоре поезд прибыл на манчестерский вокзал. Им надо было пересесть на автобус, идущий в аэропорт.
– Я хочу в тубзик, – сказал Брэндан, когда они уже прошли турникеты.
– Сынок, надо говорить «туалет». Тебе следовало сходить туда в поезде.
Лицо Брэндана исказила гримаса:
– Я хочу в туалет.
– Ну вот, уже лучше. Мужской туалет вон там.
– А еще я хочу пить.
– Что именно?
– Все равно.
– Напитки продают в газетных киосках. Встретимся там, и не теряйся, хорошо?
– Хорошо.
Брэндан зашел за дверь мужского туалета и почти сразу же вышел обратно. Увидев, что его мать исчезла в каком-то магазине, он быстро прошел на платформу, к которой пять минут назад прибыл их поезд. Когда Брэндан проходил через турникеты, его поймал за ворот мужчина в форме:
– Сынок, и далеко ты собрался?
– Мы с мамой едем в Ливерпуль, – вежливо объяснил Брэндан. – Я потерялся.
– В этом поезде ты ее не найдешь. Поезд до Ливерпуля отправляется со второй платформы. Где твой билет?
– У мамы.
– Поторопись, а то она уедет без тебя. Поезд отходит через пять минут.
Брэндан отыскал вторую платформу, улучил момент, когда на него никто не смотрел, и поднырнул под турникеты. Вагоны были полупустыми, и он легко нашел место у окна, откуда было хорошо видно всю платформу: если бы показалась его мать, он сразу спрятался бы.
Мальчику показалось, что дорога от Манчестера до Ливерпуля заняла раза в два больше времени, чем от Ливерпуля до Манчестера. Каждый раз, когда в дверях вагона показывался человек в форме, душа Брэндана уходила в пятки, и он торопливо шел в противоположную сторону и закрывался в туалете.
Когда поезд подъехал к вокзалу на Лайм-стрит, Брэндан, к своему крайнему изумлению, увидел у турникетов тревожно оглядывающуюся Би. А он уже думал, что домой ему придется идти пешком!
– Би! – на бегу воскликнул он. – Но откуда ты знала?…
Нужные слова не приходили ему на ум. Как она догадалась встретить поезд, откуда знала, что он вернется?
Но Руби поняла его и без слов.
– Звонила твоя мать. Она ужасно волновалась, но догадалась, что ты, должно быть, поехал домой.
Сердце мальчика вновь испуганно сжалось:
– Она едет за мной?
– Нет, солнышко. – Руби взяла его за руку. – Раз уж мы в городе, не хочешь зайти в «Макдональдс» и съесть по гамбургеру? Смотри, какая сегодня замечательная погода.
– Би, давай лучше поедем домой.
Больше всего Брэндану хотелось побыстрее снять эту ужасную рубашку.
– Домой, так домой, – охотно согласилась Руби.
Элли позвонила в дом на краю Принцесс-парка около часа назад. В ее голосе слышалось отчаяние:
– Бабушка, Брэндан пропал! Он попросился в туалет, и мы должны были встретиться у газетного киоска, но он так и не пришел.
– Ты просила кого-нибудь поискать его в туалете? – резко спросила Руби.
– Да, но его там не было. Один из контролеров сказал, что мальчик, похожий на Брэндана, пытался сесть на поезд до Лидса, но он направил его на ливерпульский. Наверное, Брэндан сейчас едет домой.
– Когда этот поезд приходит в Ливерпуль?
– В два тридцать.
– Ну ладно, Элли, а что мы будем делать после того, как я его встречу?
– Ничего, наверное, – вздохнула Элли. – Пожалуй, взять Брэндана в Дублин было неудачной идеей. Я отошлю обратно его вещи. Феликс будет ужасно огорчен – он очень хотел повидать племянника.
– Элли, если ты собираешься соединить свою жизнь с Феликсом Конвэем, – мягко проговорила Руби, – вы вполне сможете обойтись без Брэндана.
– Ах, бабушка! – всхлипывала Элли. – Я так хочу быть счастливой!
– Кто же этого не хочет, милая? Кто же не хочет…
Неделю спустя Брэндан уже вновь был полон жизни и толпами водил своих приятелей играть в саду. Дублин и Элли были забыты.
Но Руби происшедшее буквально потрясло – теперь она вздрагивала от малейшего шороха и постоянно ждала, что случится что-то ужасное. Она ощущала себя моллюском, который потерял раковину и стал беззащитен перед любыми опасностями. От каждого телефонного звонка внутри у нее все тревожно замирало в ожидании дурных вестей.
Но ее плохие предчувствия ни разу не оправдались. У Дэйзи родился второй ребенок, так же мальчик.
– Он очень красивый, – по телефону рассказывала звонившая из Лондона Хизер. – Они собираются назвать его Робертом, в честь отца Дэйзи.
Затем позвонила Мойра и сообщила, что к Рождеству они с Сэмом ждут пополнения в семействе.
– Знаешь, бабушка, мы с Дэйзи поспорили, кто первый родит пятерых, – сказала она. – Так что у нас соревнование.
Постепенно напряжение отпустило Руби. Однако затем произошло событие, которое, по правде говоря, было сущим пустяком по сравнению с утратой Брэндана – но едва не оказалось губительным для ее рассудка.
В августе долгое время стояла невероятная жара. Руби с Брэнданом провели чудесный день в Саутпорте – строили на пляже замки из песка, потратили целое состояние на игровые автоматы, бродили по роскошной Лорд-стрит, пили чай в открытом кафе под стеклянной крышей… Пока они сидели за столиком, Руби рассказала Брэндану об Эмили, о том, как они более полувека назад приехали в Саутпорт и зашли в кафе, расположенное на месте нынешнего.
– Возможно, мы с ней даже сидели за этим же столиком, – сказала Руби.
– Ты тогда была, как я? – со ртом, набитым тортом со сливками, спросил ее правнук. У него был недоумевающий вид, словно такая возможность не укладывалась у него в голове.
– Нет, постарше. Мне было четырнадцать.
– А какой ты была тогда?