Он казался таким юным и беззащитным, так много пережил, что Руби не совладала с импульсивным желанием по-сестрински поцеловать его в щеку. Но к его реакции она не была готова: Макс мгновенно обнял ее и поцеловал, причем уж никак не по-братски.
– Макс!
Руби уже хотела оттолкнуть его, но не стала этого делать. Этот молодой человек в течение многих месяцев рисковал своей жизнью, защищая ее и других людей, и много раз мог погибнуть. «Что мне стоит дать ему то, что ему нужно, и хоть как-то отблагодарить за героизм, с которым сражался он и его товарищи?» – промелькнуло у нее в голове. Она обняла Макса за шею.
– Ты такая милая! – хрипло говорил юноша. – Мне хотелось сделать это с того самого момента, как я тебя увидел.
В том, как его худые руки ласкали ее тело, чувствовалось отчаяние – как будто Макс пытался отгородиться от кошмара, в который превратилась его жизнь, и раствориться в таинственных изгибах женского тела. «Может быть, на него точно так же повлияло бы любое другое женское тело, – думала Руби, пока Макс стаскивал с нее одежду. – И что если вернется Бет?»
Больше Макс ничего не говорил – лишь издал восторженный стон, когда наконец вошел в нее.
Руби с нежностью гладила его лицо, делала вид, что его ласки вызывают в ней ответную страсть, но в то же время прислушивалась, не хлопнет ли входная дверь. Сейчас имело значение лишь одно – что Макс на мгновение забыл об ужасном времени, в которое все они жили.
– Это было чудесно, – прошептал он, когда все закончилось и Руби тихо лежала в его объятиях. – Когда-нибудь я вернусь к тебе.
Лицо юноши отражало переполнявшие его чувства, и он уже собирался поцеловать Руби вновь, когда снизу донесся крик, заставивший их обоих вздрогнуть.
– Мне надо идти, – сказала Руби, торопливо одеваясь.
У двери она обернулась:
– Макс, мне тоже было очень хорошо.
В тот вечер сирена завыла в семь часов. Бомбы перестали сыпаться лишь под утро рождественского дня.
Праздничный ужин был бы довольно мрачным, если бы все взрослые не притворялись, что им весело и хорошо, – в основном ради детей. Те получили кучу подарков, и их радость была заразительной, так что к концу ужина хорошее настроение за столом было уже практически искренним.
– В конце концов, – заметил Чарльз, – если Господь решил, что нам стоит сохранить жизнь, следует отпраздновать это, а не киснуть.
Через день Макс Харт уехал в свою часть. На то, чтобы добраться до Кента, ему могло понадобиться несколько дней. Приятель Чарльза предложил подвезти молодого летчика до самого Манчестера, где тот мог сесть на поезд – но мог и не сесть, ведь времена определенности остались в прошлом.
Машина приехала в восемь утра. Все обитатели дома вышли наружу, чтобы попрощаться с Максом. Он обнял детей, поцеловал женщин, пожал руку Чарльзу.
– Это было лучшее Рождество в моей жизни, – со вздохом произнес Макс.
– Увидимся на следующее Рождество, а может, и раньше! – крикнула Конни, когда Макс обернулся у ворот, чтобы в последний раз помахать им всем рукой.
– Постарайся сделать так, чтобы мы встретились раньше! – прокричала Бет.
Не зная, что сказать, Руби закрыла лицо руками. Когда Макс уже собирался сесть в машину, она бросилась к нему.
– Береги себя, Макс! – крикнула она. – Я тебя никогда не забуду!
Она стояла и махала рукой вслед машине, пока та не скрылась за поворотом.
Больше она его не видела. Адрес своей матери он так и не выслал.
В апреле Грета пошла в школу.
– А почему мне нельзя?! – сердито повторяла Хизер.
– Потому что ты еще маленькая. Придется подождать до следующего года.
Руби сильно скучала по старшей дочери – но не по Рою Дикону, который пошел в школу одновременно с Гретой. Передавать своего любимого ребенка на попечение незнакомым людям было очень неприятно. Смогут ли они найти подход к Грете, правильно истолковать ее робость? Не будут ли ее обижать другие дети? Руби сказала себе, что если она когда-нибудь узнает об этом, то закатит в школе такой скандал, какого там еще не видели.
Хизер дулась еще долго, постоянно высказывая опасение, что Грета без нее не справится.
Руби сообщила Бет, что, по ее мнению, она уже исполнила свой долг перед страной и, если еще какая-нибудь женщина попросит ее присмотреть за ребенком, она откажется.
– Как скажешь, Руби, – спокойно ответила Бет. – Кстати, ты не знаешь, что с Чарльзом?
– Понятия не имею. Надо будет спросить у него.
Чарльз ходил по дому с видом заболевшего щенка. Когда Руби стала расспрашивать его, он сначала отмалчивался, но потом убитым голосом признался, что Венди встретила другого мужчину, а именно младшего лейтенанта военно-морского флота.
– Все дело в военной форме, – мрачно проговорил Чарльз. – В наше время мужчины в штатском считаются третьим сортом.
– Я сама займусь им, – пообещала Конни Уоллес. – Мне всегда нравился Чарльз, и мне нет дела до того, во что кто одет. В конце концов, под одеждой все мужчины одинаковые, и никто не станет носить военную форму до конца своих дней.
Она приступила к этому так решительно, что уже три месяца спустя парочка объявила, что они решили пожениться.
– Как можно быстрее, – с усмешкой сказала Конни. – Чарльз говорит, что было бы глупо дожидаться окончания войны, ведь любого из нас могут убить.
Последнее замечание очень не понравилось Руби. Она с радостью узнала, что Конни и Чарльз не прочь остаться в доме миссис Харт. Спать они собирались в комнате Конни, в которой стояла большая двуспальная кровать. Кроме того, они попросили Руби выделить им одну из маленьких спален, чтобы хранить вещи.
Свадьба должна была состояться через две недели, в субботу. В стране уже ввели продажу одежды по карточкам, и перед Конни встал сложный выбор – пожертвовать драгоценными карточками ради свадебного платья или выйти замуж в обычной одежде.
– Я всегда мечтала о белом платье, – грустно сказала она. – Нуда ладно!
Но Бет нашла другой выход из положения. Ей всегда нравилось демонстрировать свое умение работать на швейной машинке, и она заявила, что из пары кружевных занавесок миссис Харт получится отличное свадебное платье.
– Здесь хватит и на вуаль, хотя ты ничего сквозь нее не увидишь – ткань слишком плотная, – добавила Бет.
Розы, растущие в саду, решено было пустить на букет, а Марта Квинлан сказала, что они с Фредом подарят молодым несколько десятков пинт пива. Церковь была расположена недалеко от Принцесс-парка, поэтому все гости могли дойти туда пешком. Свадебный прием решили провести в доме. Для желающих потанцевать в холле поставили граммофон со старыми пластинками. Всего было приглашено тридцать человек.