– Миссис Томас О'Хэган! – вполголоса произнесла она.
– Что, милая? – поинтересовался невысокий солдат с перебинтованной рукой, в голосе которого отчетливо слышался лондонский акцент.
– Прошу прощения, мысли вслух.
Солдат усмехнулся:
– Я понимаю, поговорить с умным человеком всегда приятно.
Оливия улыбнулась в ответ, поправила на нем одеяло и сказала:
– Отдыхайте.
Настало время ужина. Тем солдатам, которые были в состоянии есть, дали традиционную порцию солонины с гарниром в виде картофельного пюре. Пока пациенты ели, с десяток усталых медсестер собрались в комнатке без дверей, выполнявшей функцию сестринской, чтобы впервые с самого утра выпить чаю.
Как обычно, постепенно разговор перешел на слухи о скором окончании войны. Кто-то сказал, что, как бы там ни было, буквально на днях была одержана победа под Амьеном – главным образом усилиями канадских и австралийских частей. Со стороны Антанты было более семи тысяч убитых.
– Семь тысяч! – саркастически воскликнула другая медсестра. – Бывали времена, когда за день погибало в десять раз больше.
Оливия почти не прислушивалась к разговору. Прижав руку к груди, она пыталась ощутить ладонью кольцо, которое ей дал Том, и уже в сотый раз мысленно переживала события прошлой ночи.
– Оливия, что с тобой такое? – поинтересовался кто-то. – У тебя такой вид, будто ты вот-вот заплачешь.
– Да так, ничего.
Но что-то все же случилось – она уже не видела Тома. Его лицо, весь день стоявшее у нее перед глазами, внезапно расплылось и потускнело. Волоски у нее на затылке встали дыбом, и у Оливии возникло ощущение, что произошло что-то ужасное.
Лишь на следующий день, проведя всю ночь без сна, она узнала, что Томаса О'Хэгана больше нет. Переезжая через мост, санитарный поезд подорвался на минах, подложенных диверсантами, и сошел с рельсов. Вагоны посыпались в реку, и немало раненых погибли на месте – хотя далеко не все.
Но Том оказался в числе погибших, и для Оливии это стало концом всего.
Вздохнув, она заерзала на постели. Ее кожа была покрыта потом, а рубашка стала влажной. Теперь схватки происходили ежеминутно. Это было больно, но пока что терпимо.
Внезапно Оливия ощутила, как ее желудок поднимается, и утратила контроль над своим телом. Последовала серия сильных спазмов, затем ее словно окутало облако боли, настолько сильной, что девушка почти потеряла сознание. А потом желудок опустился на место, и у нее появилось чувство, что она опустела.
– Девочка! – с торжеством воскликнула Мадж.
– Девочка?
– Очень красивая девочка, темненькая. Я перерезаю пуповину. Хочешь посмотреть на нее?
– Нет, наверное, – прошептала Оливия и, полуприкрыв глаза, перевела взгляд на клубок плоти кремово-красного цвета, который Мадж подняла за ножки. Акушерка резко хлопнула по маленькой упругой попке ладонью, и младенец тут же отреагировал на это обиженным ревом.
– Толстая, – заметила Оливия.
– Ничего подобного. Отличный здоровый ребенок. Сейчас я почищу тебя, потом отнесу ее вниз, подготовлю теплую воду и дам ей бутылочку. А потом она будет спать – она заслужила это, ведь ей тоже было трудно. Как ты хочешь ее назвать?
– Я еще не думала об этом.
Оливия краем глаза увидела, как Мадж заворачивает младенца в пеленку и кладет в специальную корзину-люльку. Затем родильница откинулась на спину, и Мадж вымыла и насухо вытерла ее тело, а также заменила постельное белье и ночную рубашку и наскоро расчесала волосы.
– Подожди немного, я сделаю нам по чашечке чая, – сказала повитуха. – Мне она нужна не меньше, чем тебе.
Подняв корзину с дочерью Оливии, Мадж осторожно понесла ее вниз по лестнице, а изможденная Оливия осталась лежать на кровати. О перенесенном только что испытании ей напоминала лишь повышенная чувствительность во всем теле.
Оливия лежала и наблюдала, как по гардеробу с пыльными чемоданами наверху ползет четкая граница между светом и тенью, – солнце постепенно опускалось все ниже к горизонту. Пение прекратилось, а дети разошлись по домам. Казалось, весь мир на секунду затаил дыхание – и Оливия вместе с ним.
Она только что родила ребенка!
Ребенка Тома – его дочь.
И теперь Оливия испытывала какую-то неудовлетворенность. Ей отчаянно хотелось взглянуть на дочь Тома, чтобы навсегда запомнить, как та выглядит. Оливия понимала, что, если не сделает этого, мысль о дочери не даст ей покоя до конца дней.
Собравшись с силами, Оливия слезла с кровати и, стараясь ступать как можно тише, спустилась вниз. Корзина стояла в зале на полу. Оливия увидела, как крошечная ножка появилась и отбросила пеленку. Потом показалась еще одна ножка, за ней – похожая на маленький цветочек ручка. Ребенок издавал тихие звуки, похожие на птичий щебет. Мадж была в кухне и готовила бутылочку, что-то напевая себе под нос.
Оливия осторожно прошла в зал и опустилась на колени перед корзинкой. Красота голенькой девочки поразила ее в самое сердце: темные кудрявые волосики, темная кожа, напоминающий бутон розы ротик, правильный нос, совсем не приплюснутый, как у большинства детей. Ребенок спокойно смотрел на нее большими голубыми глазами – хотя Оливия где-то слышала, что новорожденные учатся фокусировать взгляд лишь через несколько недель.
– Ты такая красивая, – прошептала Оливия и положила палец в крошечную ладошку.
Девочка с неожиданной силой сжала палец. Когда плоть матери соприкоснулась с плотью младенца, Оливия содрогнулась, и, словно по волшебству, та часть ее души, которая, как она считала, умерла вместе с Томом, вдруг вернулась к жизни. Оливия поняла, что никогда в жизни не откажется от своей дочери. Никогда!
Стянув с плеча рубашку, она протянула руки, взяла дочь и принялась укачивать ее.
– Ты голодна, маленькая? Хочешь пить?
Когда молодая мать поднесла девочку к груди, та начала шумно сосать ее. Оливия улыбнулась и стала раскачиваться из стороны в сторону.
– О Боже! Нет, дорогуша!
Мадж, появившаяся из кухни с бутылочкой в руках, была настолько шокирована увиденным, что тут же опустилась на стул.
– Что ты делаешь? – простонала она.
– О Мадж! – воскликнула сияющая Оливия. – Теперь я вспомнила, как выглядел Том, – его дочь очень похожа на него. И еще, Мадж, я назову ее Руби. Так звали бабушку Тома – Руби О'Хэган. – Подушечкой большого пальца она погладила мягкую щечку ребенка. – Тебе нравится?
– Нравится, – со вздохом согласилась Мадж.
Все происшедшее выбило Оливию из колеи. Эмоции, которые она подавляла в себе много месяцев, теперь рвались на поверхность. Качая девочку часами напролет, Оливия все время улыбалась, сюсюкала, гладила и целовала ее, любовалась пальчиками на ее руках и ногах, смотрела, как голубые глаза постепенно закрываются и Руби погружается в сон.