– А что такое салат из молодых стволиков фафуды? – во мне внезапно проснулись мазохистские наклонности, и я с замирающим сердцем ждал ответа.
– Просто салат, – нежно вздохнул Хэхэльф. – Ломтики фафуды хрустят на зубах и таят во рту… Ох, Ронхул, ну что тут можно сказать?! Пока не попробуешь, не узнаешь…
К счастью, эта пытка продолжалась не слишком долго. Через полчаса мои ноги соприкоснулись с черной землей Халндойна, гладкой и твердой, как титановое покрытие. Хэхэльф последовал за мной, волоча за собой наш бесценный трофей. Теперь, когда мы извлекли из сундука Давыда Разъебановича, его вполне можно было поднять в одиночку, невзирая на внушительные размеры. Кумафэга оказалась почти невесомой.
Потом меня закружил вихрь новых впечатлений: Хэхэльфа тут же окружили здоровенные дяди, такие же симпатичные, как он сам. Насколько я понял, какая-то часть этих ребят была из его постоянной команды, остальные – просто приятели. И вообще у меня создалось впечатление, что все жители Сбо не просто знакомы друг с другом, а связаны между собой дружескими, почти родственными узами. Что потрясло меня больше всего: все они были абсолютно нормальными людьми – почти такими же, как мои друзья, оставшиеся в неопределенном где-то, или когда-то. До сих пор все мои новые знакомые в этом мире оказывались совершенно эксцентричными типами – за исключением, разве что, Мэсэна, который, впрочем, скорее всего просто показался мне нормальным человеком – по сравнению с Таонкрахтом, его двухголовым приятелем Гальтом-Бэтэнбальдом и светящимися в темноте великанами Ургами… Разумеется, Хэхэльф знакомил меня со всеми, кто встречался на нашем недолгом пути к трактиру. И разумеется, я не запомнил ни одного имени: информации оказалось слишком много, так что в моей бедной голове тут же сработали какие-то таинственные предохранители, и я вообще перестал фиксировать происходящее – да и осознавал-то это самое происходящее постольку-поскольку… Впрочем, все к лучшему: мой опыт уже неоднократно показывал, что когда я начинаю функционировать в режиме автопилота, окружающие тут же охотно впускают меня в свои сердца, а вот когда мой разум честно приступает к своим обязанностям, в моих взаимоотношениях с прочими членами человеческого сообщества возникает некоторая напряженность…
Но этим вечером все было в полном порядке: я умудрился впасть в полубессознательное состояние, не выпив почти ни капли вина: слишком много еды и еще больше новых впечатлений произвели на меня совершенно сокрушительный эффект. Самым грандиозным событием вечера для меня стал торжественный вынос обещанной жареной халдобы. Не знаю, что впечатлило меня больше: гигантские размеры подрумяненной рыбины, блюдо с которой едва поместилось на длинном столе, за каковым сидело не меньше дюжины человек, не считая самого Хэхэльфа, который восседал во главе стола верхом на драгоценном сундуке, или хваленая хозяйка трактира, невообразимо угрюмая пожилая женщина, одетая только в цветастую юбку и массивное драгоценное ожерелье, с грехом пополам прикрывающее голую грудь. Эта потрясающая дама умудрилась подать нам сие чудовище, не прибегая к посторонней помощи, и мой разум до сих пор отказывается смириться с этим вопиющим фактом. Не могу сказать, что Хэхэльф выполнил свое обещание и съел халдобу в полном одиночестве, но четверть он одолел без посторонней помощи, за это я ручаюсь!
В какой-то момент я вспомнил о нашем несчастном пленнике и вбил себе в голову, что его надо покормить. С Хэхэльфом случился приступ гомерического хохота, но я настоял на своем. Глаза бы мои не видели эту страмослябскую рожу, но я почему-то не мог смириться с мыслью, что где-то поблизости находится несчастное, голодное живое существо, тщетно оглашающее окрестности жалобными воплями ибьтую мэмэ. В довершение ко всему я вспомнил, что именно Давыд Разъебанович таскал мне воду и ненужную в моем тогдашнем положении еду все время, пока я сидел на рее, и мне припекло немедленно отплатить ему за эти мелкие услуги. В конце концов Хэхэльф понял, что меня легче убить, чем переубедить, и быстренько организовал небольшую спасательную экспедицию на Чинки во главе со мной, любимым. Меня сопровождали два симпатичных мордоворота, которые оказались его матросами. Мордоворотам был дан приказ тащить пакеты с гостинцами для нашего пленника, следить, чтобы я не свалился в воду и не сунулся на чужой корабль, и вообще доставить меня обратно в трактир целым и невредимым. После того, как я убедился, что связанные руки не мешают Давыду Разъебановичу жадно поглощать шедевры халндойнской кухни – этот неуклюжий с виду дядя изгибался, как шланг! – я утратил интерес к собственной благотворительной миссии и запросился обратно. Надо отдать должное хэхэльфовым матросам: один из них повел меня в трактир, а другой остался рядом с пленником: следить, чтобы тот не подавился на радостях, я полагаю…
Когда я проснулся в совершенно нормальной человеческой кровати, да еще и с гудящей, словно с перепоя головой, я чуть было не решил, что все в порядке: старый бродяга Макс вспомнил свою развеселую юность, перебрал на дружеской пирушке, всю ночь мучился кошмарами, но теперь проснулся, так что все хорошо… Правда уже через несколько секунд я вспомнил, что дружеская пирушка действительно имела место, но веселился я в обществе некоего симпатичного господина Хэхэльфа Кромкелета из Инильбы и его старинных приятелей, в населенном пункте под названием Сбо, на острове Халндойн, так что и проснулся я не где-нибудь, а именно на острове Халндойн, будь он неладен, в доме этого самого Хэхэльфа, состоящего почти исключительно из спален для гостей: вчера ночью мне пришлось решать, в какой из доброго десятка комнат я возжелаю бросить свои ни на что не годные к этому моменту кости… Вот черт, размечтался: дома он оказался, видите ли! Несколько минут я провел совершенно бездарно: изволил предаваться глубокой печали. К счастью, мне не удалось сконцентрироваться на этом сомнительном удовольствии.
– Нет, все-таки ты великий мастер дрыхнуть, Ронхул Маггот! – в голосе появившегося на пороге Хэхэльфа звучало искреннее уважение. – И ведь не пил почти вчера, а проспал почти до заката!
– Почти до заката? – Изумился я. – Ничего себе! А я-то пытаюсь понять, с какой радости у меня голова гудит…
– С пережору! – жизнерадостно объяснил Хэхэльф. – Ты же половину халдобы сожрал – и не подавился!
– Насколько я помню, это ты сожрал половину халдобы! – возмутился я.
– Ну да. А ты – другую половину, – невозмутимо объяснил он. – Ладно, вставай. Если хочешь умыться, ступай во внутренний дворик, сегодня тепло, можно искупаться в бассейне. А если замерзнешь – рядом с бассейном стоит бочка с горячей водой. Умоешься – приходи на кухню: во-первых, я собираюсь перекусить, а одному мне скучно, а во-вторых… Одним словом, есть разговор.
Я пулей полетел умываться. Дом Хэхэльфа здорово напоминал знаменитый критский Лабиринт: такого количества запутанных коридоров и маленьких уютных тупичков-комнаток, могло бы хватить на целое общежитие, а Хэхэльф, насколько я понял, жил здесь один, если не считать маленького хмурого старичка – не то слугу, не то просто сторожа, с которым я столкнулся в коридоре. Кое-как умывшись, я устремился на кухню, сгорая от любопытства и с удовольствием отмечая, что от моего мрачного утреннего настроения не осталось ничего, кроме легкого удивления: дескать, и как это меня угораздило загрустить?! Дорогу я нашел по запаху. Кухня оказалась отдельным маленьким строением в глубине двора. Там царил идеальный порядок – обычно кухня в холостяцком жилище выглядит несколько иначе. Хэхэльф восседал за длинным деревянным столом и с удовольствием пил что-то из большой темной кружки. Над кружкой поднимался ароматный пар. Я подумал было, что это что-то вроде чаепития, своего рода файв о’клок, но оказалось, что он наворачивает густой горячий бульон. Я немного посомневался: суп с утра?! – а потом плюнул на свои предрассудки и присоединился.