— Я тебя все равно убью. Но если не скажешь, где женщина и ребенок, буду убивать долго и медленно. Ну, быстрее.
Он молчит, соображая. Потом что-то лепечет. Я бью его по лицу, чтобы он понял ситуацию, и снова спрашиваю:
— Где они?
— В отеле «Палас», — хрипит он, — на берегу моря.
— Сколько человек осталось в «Паласе»? — Я давлю пистолетом на его рот изо всех сил.
Он хрипит от боли.
— Говори, — требую я, теряя терпение.
— Еще четверо. В двести втором и двести третьем номерах.
— А женщина с девочкой где?
Он молчит, и я, подняв пистолет, еще раз бью его по лицу. Изо всех сил. Лопается кожа, начинает идти кровь, и он кричит:
— В соседнем номере, двести четвертом. С ними ничего не сделали. Только просили подождать тебя…
Я стреляю в его череп. Из того самого пистолета с глушителем, из которого он собирался застрелить меня. И не думайте, что у меня дрогнула рука. На такую дрянь у меня рука никогда не дрогнет.
Стараясь не испачкаться в его крови, обыскиваю этого типа и нахожу запасную обойму для пистолета. Как все-таки они умудряются провозить оружие через границу, тем более в самолетах? У них есть специальное разрешение? Или они просто садятся в самолет, как государственные чиновники? В кармане второго убитого я нахожу документы на имя сотрудника охраны президента той самой республики, чей консул сегодня утром вручил мне паспорт с продленной визой. Обнаруживается и сотовый телефон, без которого они, кажется, не ходят даже в туалет.
Теперь мне срочно нужно в «Палас». Но каким образом они нашли нас? Этот вопрос меня очень волнует. Они точно знали, где я нахожусь. Никакой слежки не было, я бы сразу почувствовал. Значит, им сообщила Надя? Мне так стыдно, что поддался на чувства, позволил себя обмануть, как мальчишку. Я осторожно мою руки, поправляю одежду, на ней почти нет следов крови.
Неужели она все-таки звонила в Москву? Может, сделала это по ошибке? Позвонила кому-нибудь из своих подруг? Нет, это на нее не похоже. Она была всегда несколько замкнутой, за время нашей совместной работы даже не спросила номер моего сотового телефона. Я поднимаюсь в их комнаты. Вещи разбросаны. На полу валяется любимый халат Нади. Нет, похоже, она ушла отсюда не добровольно. Ее явно увозили насильно. Именно в эту минуту я понимаю, что Надя не могла привезти ко мне свою дочь и потом звонить этим ублюдкам. Ну никак не могла. Значит, они нашли меня по другому каналу. Каналу?! Конечно, моя «Моторолла»! Этот сукин сын, «владелец скотобойни», все правильно продумал. В мой сотовый телефон вмонтирован миниатюрный передатчик. Или просто они засекали место по разговору. Найти меня таким образом, наверное, совсем нетрудно. Я достаю телефон и бросаю его на пол. Потом долгу топчу. Так и есть. Нужно быть идиотом, чтобы не заметить вмонтированный в мембрану «жучок». Значит, они слышали и все наши с Надей разговоры.
Теперь я точно знаю, чего хочу, и, закрыв двери на все замки, отправляюсь к отелю «Палас». Честно говоря, настроение у меня препоганое. Отель маленький, всего в пять этажей. Я вхожу, сонный портье дремлет за стойкой. Кивнув ему, поднимаюсь по лестнице. Нужно быть очень осторожным, ведь их там четверо.
Дойдя до двести четвертого номера, я осторожно стучу. Никто не отвечает. Неужели тот ублюдок обманул? Я стучу еще раз. За дверью слышится шорох.
— Кто нужен? — спрашивают по-русски, словно здесь не французский город Лабуэр, а сходка воров в законе в российской «малине». Я несу какую-то ахинею на французском — кое-чему меня успела научить Надя, — сам не знаю, что говорю.
Дверь приоткрывается. Я мгновенно упираю глушитель в живот типу, который просматривается в проеме. Это сильно впечатляет. Он делает шаг в сторону и, задыхаясь, спрашивает:
— Чего нужно?
— Где они? — тихо произношу я. Он кивает в сторону другой комнаты.
Я толкаю его в том направлении, готовый стрелять при первой необходимости. И вижу: в комнате на кровати сидит Саша, сгорбившись, уставившись взглядом перед собой. Вы когда-нибудь видели взрослые раненые глаза ребенка? Я их увидел. Эти глаза все решили.
Увидев меня, Сашенька вскочила, смотрит то на меня, то на своего охранника. И, самое страшное, молчит. Даже не кричит. А мы стоим перед ней. Ее охранник впереди, я чуть позади него. Пистолет упер ему в спину. Он ведь не идиот, понимает, что лучше не дергаться.
— Это я, — хрипло говорю девочке, — ты меня не узнаешь?
— Кто ты? — спрашивает девочка. Видимо, от волнения мой голос действительно изменился. А может, она спрашивала о другом, имея в виду, кем я на самом деле являюсь.
Я наклоняюсь к ней.
— Это я, Сашенька, твой папа. Я пришел к тебе. Только ты не кричи, пожалуйста.
Она умная девочка. Не закричала и не заплакала.
— Папа, — прошептала она, — я знала, что ты за нами придешь. И мама говорила, что папа обязательно придет. А вот этот дядя ее по лицу ударил. Сильно ударил и сказал, что она «сука».
Я чувствую, как дрожит, стоя передо мной, этот мерзавец. И после этих слов ребенка, думаете, меня кто-то сможет остановить? Да меня не только «владелец скотобойни», но и его президент со всей армией своих негодяев не остановит.
— Сейчас, Сашенька, — торопливо говорю я, — сейчас мы к тебе вернемся.
И нажимаю пистолетом ему на спину. Мы проходим в ванную комнату, и он дрожащим голосом говорит:
— Я ее не бил, я ее не бил, честное слово. Девочка врет. Она врет.
У него красивое, немного азиатское лицо. Почему-то красивые мужики часто бывают садистами. Может, потому, что женщины слишком охотно под них ложатся и им нужны дополнительные ощущения? Я плотно закрываю дверь.
— Конечно, врет, — почти весело говорю я, — ты ее не бил. Просто обругал. Как ты назвал ее мать?
Он молчит.
Я поднимаю пистолет.
— Как ты назвал ее мать?
— Я ее не бил…
— Что ты ей сказал?
— Су… су… сука.
Этого достаточно. Я стреляю ему прямо в сердце. Так меньше крови и почти наверняка. Он сползает на пол, все-таки пачкая стену кровью. Я делаю контрольный выстрел.
— Конечно, она сука, — говорю ему напоследок, — за то, что вообще связалась с такими подонками, как вы.
Теперь он успокоился окончательно. Я выхожу к девочке, плотно прикрыв за собой дверь. Она смотрит на меня строго и понимающе.
— Он больше не будет бить мою маму?