Откуда-то появился горячий чай с немыслимо ароматными и тонизирующими травами. Напиток мгновенно прогнал остатки стресса и уничтожил нахлынувшее было чувство голода.
Кимыч попросил найти что-то из нормальной одежды. Сам он от холода никак не страдал. Мефодьич порылся по сундукам, нашел старую фланелевую рубашку, растянутый свитер и рабочую куртку-спецовку. А еще вязаную шапку и старый шарф. Санчо забеспокоился: ему показалось, что это может быть снятым с покойника. Мефодьич его разубедил, сказав, что подбирает лишь кем-то забытое или просто оставленное. А кое-что, спасаясь бегством, теряют хулиганы, которых он регулярно гоняет с кладбища разными устрашающими акциями.
Когда Санчо напялил обновки, Мефодьич хохотнул в кулак, а Кимыч скорчил гримасу, как будто ему предложили негодный транзистор для приемника. Кукушкин одновременно пожалел и обрадовался, что в норе кладбищенского не было зеркал. Да и зачем они нежити, если она там не отражается?
Санчо еще вспомнил тренировочный зал Камелота с зеркалами во всю стену и подумал, что на слуг Хаоса это не распространяется.
Одежда со взрослого плеча была Кукушкину элементарно велика, несмотря на его немаленькие размеры. Теперь Санчо походил на беспризорника. Но другого ничего не имелось.
У Мефодьича они задержались ненадолго. Кимыч повел Санчо одному ему известными тропами через лес. По ночному лесу недалеко от кладбища со школьным домовым идти было совсем не жутко. Хотя Санчо время от времени озирался по сторонам и прислушивался к шорохам – не забрел ли сюда кто-нибудь из бродячих собак с генами Гончих Хаоса.
Впрочем, из леса они скоро вышли на дорогу. Денег у Санчо не было, отправляясь с Ланселотом в Броселиандский Лес, оруженосец не прихватил с собой ни рубля. На Авалоне монеты тоже были не в ходу, а Кимычу с Мефодьичем и подавно не нужны. Школьный предложил добраться автостопом. Он сам мог стать невидимым для человеческих глаз и тихо проникнуть в кузов или в салон, так что подбирать водителю пришлось бы одного Санчо. Но Кукушкин отклонил идею: вид у него сейчас был непрезентабельный донельзя, в машину такого никто не посадит, да и самих машин в поздний час почти нет.
Так они и шагали по обочине до города быстрым шагом. Санчо плотнее замотал шею и держал руки в карманах, ведь перчаток у Мефодьича не нашлось даже хозяйственных. Чтобы скоротать время, он спросил Кимыча то, что давно хотел, – как тот познакомился с Морганой и вообще, как она стала почти что ведьмой и ученицей Артура.
Вряд ли у него хватило бы духу задать такой вопрос в лоб самой Моргане.
Кимыч многого не знал. Викина мать была врачом. Еще давно, сразу после развода, сумела с кем-то там вместе организовать косметологическую клинику, возглавила ее и с тех пор больше внимания уделяла бизнесу, чем дочери. Потому Вика и стала привлекать к себе внимание, одеваясь, как гот, хотя в готической тусовке и не прижилась. А еще она считала себя ведьмой. У нее, и правда, рано проснулись способности. Но толку от них в закрытом от волшебства мире было немного. Вика могла делать только сущие мелочи. Вроде того, как домовой способен менять свои размеры или становиться недоступным взгляду. Но домовому проще, он существо в пределах Земли не вполне материальное, и в этом даже чем-то похож на Экскалибур. Вика умела и того меньше, хотя Кимычу, к примеру, такие умения даже не снились. Могла, к примеру, разговаривать с техникой. Ничего не смысля в устройстве телевизора или компьютера, она умела с ними договориться, и забарахлившие аппараты исправлялись. Если доктор Петрова везла дочь в машине и там нечто ломалось, Вика чинила это, просто положив руку на капот и немного поговорив с автомобилем. Она шутила, что может прогонять гремлинов, хотя ни разу их не видела, да и сам Кимыч их не встречал тоже.
Разное, так сказать, паранормальное она тоже хорошо чувствовала, хотя этого паранормального в сто тысяч раз меньше, чем пишут в газетах или говорят по телевидению. Поэтому кто из них с Кимычем распознал другого первым – еще большой вопрос. А подружились они – насколько Петрова вообще могла с кем-то подружиться, – на почве увлечения Кимыча радиотехникой. Вика могла вдохнуть жизнь в самую безнадежно мертвую деталь. Взамен Кимыч научил ее выходить в Мировой Лес, куда она сбегала потом самостоятельно и чувствовала себя там, как дома. Броселианд понемногу наполнял ее магией, и, возвращаясь на Землю, Вика уже могла такое, о чем раньше и мечтать не могла. Заставляла двигаться и танцевать неодушевленные предметы, как заправский полтергейст.
Тут Санчо вспомнил ее трюк с оживлением абстрактных скульптур в городском парке. После купания в волшебном источнике Авалона Вика могла бы оживить, наверное, и Эйфелеву башню, если бы захотела. Грандиозное вышло бы зрелище, кино снимать можно. Правда, после каждого такого волшебства Петрова лишалась сил на несколько дней – зарядиться энергией она не могла, а чтобы выйти в Броселианд, тоже требовались силы. На помощь ей в такие дни и приходил школьный.
Видимо, во время очередной самостоятельной прогулки в Мировой Лес Вика повстречала там Артура. Или кого-нибудь другого из бывших рыцарей, хотя бы того же Тристана, а он уже отвел ее к Артуру. Рыцаря, ставшего слугой Хаоса и получившего за это возможность творить магию, явно заинтересовала девочка-гот с уже сложившимся даром. Практически готовый темный маг.
Кимыч понял, что дело неладно, после того, как Моргана не появлялась у него значительно больше времени, чем обычно. Применять магию стало для нее как наркотик, а потом только школьный мог помочь ей преодолеть накатившую слабость, нечто вроде ломки. Ни с Мефодьичем, ни с кем другим он ее не знакомил. Но как раз наступало лето, Кимыч решил, мать отправила Вику отдыхать куда-нибудь в Италию на все три месяца, она могла себе такое позволить. Несмотря на свой вызывающий наряд и частые пропуски школы, Вика ухитрялась все предметы сдавать на «отлично», удивляя исчерпывающими знаниями. Способность все запоминать, мгновенно усваивать информацию и находить неожиданные связи между фактами – это был побочный эффект от ее не воплощенного в полной мере дара волшебницы, который вылился в развитие не используемых большинством смертных центров в подкорке головного мозга.
Услышав это, Кукушкин понял, что сам Кимыч подкован куда как больше, чем он мог себе представить. Впрочем, в распоряжении школьного была вся литература, что имелась на его территории, а еще Интернет, куда он лазил по ночам в кабинете информатики. Увлекавшийся радиотехникой еще до войны, Кимыч методом проб и ошибок овладел компьютерными технологиями не хуже, чем системный администратор средней руки. В конце концов это тоже входило в его хозяйство и ведение.
Так что, потеряв из виду Петрову, Кимыч не слишком обеспокоился, да и своих забот хватало. А когда Вика заявилась к нему в сентябре и сообщила, что у нее теперь есть учитель, даже не сразу понял, в чем дело. Подумал сначала, Петрова сдуру и от каких-то там гормональных плясок влюбилась в кого-то из школьных учителей. Явление нередкое, вон физик хотя бы, молодой еще, неженатый, а сам вылитый испанец, прямо дон Хуан. Но Вика рассказала куда больше…
Слухами полнится земля, что для живых, что для нежити. По рассказам старших домовых, по редким своим вылазкам в Броселианд, Кимыч кое-что знал об устройстве Сферы Миров. Прекрасно знал о разных Землях. Знал и о рыцарях, Мэтре и даже мече – ну, об этом должна была знать вся нежить на планете. Кимыч быстро сообразил и кто такой Артур, и что Вика явно связалась с плохой компанией. Впрочем, про Хаос он тогда не думал, хотя Мефодьич и повествовал ему однажды про древний остров Брандей, отправленный черными волшебниками странствовать между мирами. Да и в школьной библиотеке книжка про этот Брандей нашлась. Про то, что земной творческий люд может ловить сигналы из других миров Сферы, Кимычу тоже было известно.